На следующее утро Жосс проснулся без четверти семь, сейчас же вскочил и оделся с молниеносной быстротой, будто спешил на плац к утреннему построению, как привык за долгие годы. Прежде чем сойти вниз, осторожно выглянул на улицу. По обоим тротуарам в сторону города спешили школьники и продавцы. Второе окно выходило в сад, и он не заметил за каменной оградой у соседей никаких признаков жизни. Спустился в переднюю, однако не смог открыть ни парадную дверь, ни черный ход, а сестра все не появлялась. Он уже собрался вылезти через окно, когда на кухню вошла Валери в халате.
— И как прикажешь выбираться из твоей клетки? — возмущенно спросил он. — Ключа нигде нет, я везде искал.
— Ты мог бы для начала пожелать мне доброго утра.
— Доброе утро. Немедленно дай мне ключ.
— Он тебе ни к чему.
Жосс и без того был в прескверном настроении, с самого утра ему не хватало казарменного распорядка, непривычная свобода лишь раздражала. К тому же слова сестры противоречили здравому смыслу, и он побелел от гнева. Она почувствовала, что брат в отчаянии и растерянности опасен, а потому вручила ему ключ, не дожидаясь выплеска ярости. Пока он пил кофе на кухне у окна, Валери указала на обширный огород позади дома.
— Часть дня ты можешь проводить вон там, пропалывая грядки.
— Ни за что, — отрезал Жосс.
— Но тебе будет скучно. Чем ты собираешься заняться?
— Наслаждаться жизнью в отставке, — мрачно ответил Жосс.
После завтрака брат собрался уходить и так спешил с деловым озабоченным видом, что Валери не удержалась и спросила, куда он идет; уклончивый ответ лишь раззадорил ее любопытство. Жосс поднялся вверх по улице Аристид-Бриан, вошел в город и направился к центру, не обращая внимания ни на архитектуру, ни на проезжающие машины, ни на домохозяек, что вышли за покупками. Скорый шаг, беспокойный взгляд — казалось, он опаздывал на какую-то важную встречу. Миновав центр города и очутившись на перекрестке, Жосс не знал, в какую сторону свернуть, наконец выбрал улицу Тьер, но засомневался, а потому пошел медленнее, то и дело порываясь вернуться. Внезапно перед ним открылся плац, огороженный решеткой, именно в тот момент, когда Жосс уже совсем отчаялся его найти. Прежде в этом квартале была расквартирована кавалерийская часть, а теперь тут осталось лишь управление интендантской службы. Только наметанный глаз отставного аджюдана смог уловить едва заметные берущие за душу неровности гладкого пустынного плаца, только его сердце учащенно забилось при виде мертвенной синевы огромных окон казарменных помещений и остекленной серо-зеленой крыши манежа. Некогда здесь царил безупречный порядок, и, хотя от казарм не осталось ничего, кроме остова, Жосс почувствовал всю глубину собственного падения, устыдился своих жалких штатских тряпок и не решился остановиться и вдоволь налюбоваться покинутым плацем. Он поспешно прошел мимо, затем вернулся и отворил дверь кафе, что располагалось напротив. Хозяйка принесла ему бокал белого вина, попыталась завязать разговор о том о сем, не добилась ни слова в ответ и все равно принялась жаловаться на значительные убытки, которые причинил ей отъезд кавалерии. Она горько кляла социалистов в городском управлении, не сумевших удержать военных в городе.
— Эти людишки не понимают, что наша провинция без удальцов стала безутешной вдовой.
Дальше она пустилась в пространные воспоминания о былом процветании своего заведения, но посетитель посмотрел на нее так, что болтушка мгновенно умолкла и вернулась к стойке. Жосс устроился у окна и без помех предался блаженному созерцанию. Сам плац куда интересней зданий по его периметру. Никто, кроме аджюдана, не смог бы постичь красоту и бесконечную изменчивость плаца. Это пространство обладало еще одним особым, трудно уловимым измерением: причастностью к военной дисциплине. Жосс изучал плац не меньше часа и все равно не исчерпал богатства впечатлений: ему открывались все новые черты, поражающие воображение и вместе с тем родные. Каждая помогала извлечь из копилки памяти яркое переживание или отчетливую картину.