Можно допустить, что в этих адских условиях “нестандартного” спуска корабля 7К-ОК № 4 (“Союз-1”) в атмосфере Владимиру Комарову пришлось продержаться дольше Бориса Волынова. И вот почему. Во время “происшествия с Волыновым” на высоте примерно 80-90 километров взорвались топливные баки двигателей, расположенных на приборно-агрегатном отсеке. По существу этот взрыв и спас Бориса Волынова. Приборно-агрегатный отсек, наконец, отделился от спускаемого аппарата.
А вот с кораблем Владимира Комарова все могло сложиться гораздо хуже. Скорее всего, в топливных баках корабля 7К-ОК № 4 (“Союз-1”) топлива на момент спуска оказалось меньше, чем в корабле 7К-ОК № 13 (“Союз-5”), на котором летел Волынов. Почему? Потому что за сутки аварийного полета Владимиру Комарову пришлось маневрировать на орбите гораздо больше и в нестандартных ситуациях, чем Борису Волынову за трое суток полета в относительно спокойном, штатном режиме. А это значит, что и перегрев остатков топлива с последующим их взрывом мог произойти и гораздо позже по времени, и с меньшей силой. То есть в адских условиях “нестандартного” спуска Владимир Комаров мог находиться гораздо дольше.
Конечно, этот продолжительный полет в горящем корабле мог закончиться для космонавта Владимира
Комарова фатально уже тогда: если он задохнулся в ядовитом дыму, если погиб от перегрева или если спускаемый аппарат все-таки разгерметизировался. Но мы будем полагать, что космонавт был еще жив. Предположим, что Владимир Комаров выжил в этих адских условиях нештатного баллистического спуска.
Но ведь горела не только герметичная оплетка входного люка, но и герметизация на крышках парашютных контейнеров. И судя по тому, как спускаемый аппарат корабля 7К-ОК № 4 (“Союз-1”) зарывался “носом” в плазменное облако, зона крышек парашютных контейнеров оказалась в еще более экстремальной температурной зоне.
А поэтому вполне логично предположить, что в верхней части парашютного отсека основного парашюта теплозащита не выдержала, герметичный уплотнитель прогорел и контейнер потерял свою герметичность. И тогда его стенка под действием разницы давлений внутри спускаемого аппарата и в контейнере выгнулась, сжимая основной парашют. Перепад давления между герметичным спускаемым аппаратом и парашютным контейнером оказался гораздо больше, чем перепад давления в условиях, когда контейнер находился на высоте десяти километров над поверхностью Земли, как это бывало при сбросах с самолета макетов корабля 7К-ОК (“Союз”) во время испытаний парашютной системы. Кроме того, в результате температурного перегрева могла произойти еще и термическая деформация стенки контейнера, что еще более усилило сжатие сложенного купола основного парашюта.
Могло также произойти и вот еще что. Как только парашютный отсек перестал быть герметичным, частицы сгоревшего герметика частично вымело выходившим воздухом во внешнюю среду. Но горение герметика и аварийный спуск продолжались. А раз так, то сгоревшие мелкие фракции герметика должны были оставаться внутри парашютного контейнера, прилипать к его внутренним, деформированным давлением и теплом стенкам, резко повышая их шероховатость.
И все-таки на высоте нескольких десятков километров произошел взрыв баков двигательной установки приборно-агрегатного отсека, который отбросил обгоревшие останки ПАО от спускаемого аппарата (или - что, может быть, еще хуже, поскольку времени на это ушло больше, - элементы крепления спускаемого аппарата к приборно-агрегатному отсеку расплавились или сгорели). Спускаемый аппарат корабля 7К-ОК № 4 (“Союз-1”), наконец, освободился от всех “связующих уз” и стал разворачиваться под действием аэродинамических сил в штатное положение, днищем и теплозащитным экраном в направлении полета или близком к нему.
Отметим, что крутящий момент, которым корабль обладал при “нестандартном” полете в плазменном облаке ничем, кроме сопротивления воздуха не компенсировался, и, - что вполне вероятно, -сохранился при последующем атмосферном спуске. Видимо, как и при “происшествии с Волыновым”, после взрыва баков спускаемый аппарат начал беспорядочно “кувыркаться” с достаточно большой скоростью в направлении “голова-ноги”, а потом, в более плотных слоях атмосферы, постепенно перешел на вращение вокруг своей продольной оси.