— Я был бы очень рад познакомиться с твоей матерью и поговорить о старых временах. Но я хотел бы, чтобы сначала вопрос о моем здоровье был решен.
— Пусть будет так. Сними пальто и жилет и не стесняйся, пожалуйста. А я закрою дверь, чтобы никто не помешал нам.
Доктор достал стетоскоп из маленького ящичка под рукой и начал обследование с той профессиональной важностью, которая имеет определенное успокаивающее влияние. Он был человеком, от которого требовалось установить поломку в человеческой машине для того, чтобы сразу ее устранить. Его лицо становилось серьезнее по мере того, как он выстукивал и выслушивал, все сосредоточеннее продолжал он исследование, пока, наконец, после десяти минут, которые показались пациенту бесконечно долгими, доктор оторвал голову от широкой груди Марка Чемни и положил стетоскоп на место. В глазах Олливента была тревога.
— Ты обнаружил, что я не в порядке, — сказал мистер Чемни без малейшего сомнения в голосе.
— Боюсь, что так.
— Давай, почему бы не положить конец сомнениям. Ты ведь все знаешь.
— Я думаю, это болезнь, — ответил доктор. — Было бы неверно отрицать это. Но такой недуг не всегда приводит к смертельному концу. Соблюдая предосторожности, человек может дожить до глубокой старости, несмотря на большие органические нарушения, возможно еще худшие, чем у тебя. Я знал человека, дожившего с такой болезнью до восьмидесяти лет и умершего от бронхита. Ты должен быть очень осторожен, Чемни, это все, что ты можешь сделать.
Затем доктор стал описывать необходимый режим, включающий в себя по преимуществу различные воздержания. Больной должен был чего-то избегать, что-то не делать и так далее, никаких физических усилий, никаких волнений и пораньше ложиться спать.
— Какое жалкое, несчастное существование, — сказал мистер Чемни, когда доктор закончил. — Я думал, что когда приеду домой, то смогу немного побаловать себя: поохотиться с собаками, походить, на яхте, взять мою девочку в кругосветное путешествие, просто пожить, наконец. Но это положило конец всем моим мечтаниям. Если бы не Флора, я думаю, что все изменял бы и взял от жизни, что могу, пока жив. Но у меня нет никого в целом мире, на кого я мог бы положиться и оставить ему мою дорогую девочку, когда я уйду.
— Ты можешь рассчитывать на меня, — сказал доктор Олливент, — и на мою мать.
— Ты знаешь, я имел некоторые соображения об этом, когда шел к тебе сегодня вечером, Гуттберт. Если он, мой Олливент, такой же хороший, приятель, каким обещал быть, может быть, он будет другом и для моей маленькой девочки, когда я умру. И ведь твоя мать жива, не правда ли?
— Да, и проживет еще много лет, храни ее Господь, — отвечал доктор. — Ты должен привести свою дочь сюда завтра, Марк. Я занятой человек, как ты, наверное, догадываешься, но моя мать имеет достаточно времени для дружеских бесед.
— Я приведу ее. Но существует одна вещь, которую ты мне скажешь сейчас, хотя это едва ли нужно говорить. С болезнью такого рода, как у меня, человек может умереть в любой момент, не правда ли?
— Почему… да, в таком случае всегда существует возможность внезапной смерти.
Глава 2
Мистер Чемни привел свою дочь на встречу с миссис Олливент на следующий день. Доктора Олливента не было дома по причине ежедневного обхода своих пациентов. Миссис Олливент была готова к визиту гостей и с большим радушием приняла старого друга сына и его очаровательную дочь. Она еще переживала свою встречу с этими людьми, когда около семи часов вечера к обеду пришел Гуттберт.
— Они остались на ленч и пробыли со мной более двух часов. В жизни своей не видела девушки приятней, чем мисс Чемни. И отец, и она сама настаивали, чтобы я ее называла Флора.
— Хорошенькая? — задал обычный, вопрос мужчины доктор Олливент, хотя в голосе его звучало равнодушие.
— Я думаю, что ты вряд ли назвал бы ее абсолютной красавицей. Ее черты не следует оценивать с помощью каких-то правил или норм. Но у нее есть во внешности такая мягкость и свежесть, и, право же, ее невинность выигрывает больше, чем красота. По моему мнению, она само воплощение Люсси у Водворса.
Доктор Олливент пожал плечами.
— Я никогда не имел слишком восторженного мнения о Люсси Водворса, — сказал он, — девушки, которая была хороша на берегах Дав, но оказывалась совсем неприметной где-либо еще. Мне нравится красота сверкающая, блестящая, способная внушить восхищение и даже благоговейный страх подобно грозе в тропиках.