Хотя группам присущи все типичные черты популяции, но они , как мы уже говорили, характеризуются более высокой степенью объединения, а это влечёт за собой более тесное общение, а значит и выработку более сложной системы сигнализации при совместных действиях. В связи с этим повышается коммуникабельность особей внутри группы. Всё это увеличивает качество взаимного обмена информацией, а в совокупности это является дополнительным фактором для развития головного мозга.
Кроме того, в группах или каких либо других коллективных образованиях особи предельно подвижны и склонны к миграциям. В наше время это спасает от перенаселения, если такое возникает в относительно стабильных биоценозах, а в Палеоцене это был дополнительный фактор к интенсивному расселению.
Группы ранних приматов, скорее всего, были довольно аморфными. Индивидуализм наземных насекомоядных ещё не был изжит в полной мере, да и расстояния в пространстве между особями при жизни на деревьях были достаточно велики и не способствовали тесному объединению.
В Палеоцене низшие приматы в основном заполняли своими популяциями появившиеся жизненные пространства. Ареал ими занятый был огромен. Вы сами знаете, что чем он больше, тем существеннее различия условий существования в разных его частях, а это, в конце концов, ведет к увеличению разнообразия видов. Это происходило потому, что в процессе расселения некоторые группы приматов Палеоцена оказывались настолько изолированными друг от друга, что теряли связь с другими популяциями своих видов, и у них постепенно менялся генофонд, морфологические признаки и жизненные циклы. Изменения происходили в плане адаптации к определенным условиям, в которых они волей судьбы оказывались.
При освоении какой-либо экологической ниши, количество мутантов возрастает многократно, потому, что освоение предполагает адаптацию к определённым параметрам окружающей среды, а это возможно тогда, когда биоценотические связи влияют слабо и позволяют некоторым компонентам изменяться в широких пределах. В такой период естественный отбор становится действенным и максимально быстрым фактором эволюции видов. Из этого следует, что по настоящему значимы для образования видов, только существующие, в данном периоде времени, причины.
В конце Палеоцена из-за постепенного похолодания определилось несколько другое расположение климатических зон. Зона тропического максимума давления несколько сузилась, и появились зоны умеренных широт, а за счёт этого сократились площади теплых полярных зон. В начале Эоцена природа «нажала на тормоза». Похолодание прекратилось. Вдруг появилось продолжительное, в пределах 20 миллионов лет, потепление - Эоценовый оптимум. Он, в общем-то, не изменил зональную структуру, сформировавшуюся в конце Палеоцена, а только сделал переходы из одной климатической зоны в другую более плавными. Поэтому общая дифференциация их выражена была весьма слабо, что позволило ещё большему распространению кайнозойской растительности, а значит и приматов.
В Эоцене количество видов флор Мезозоя и Кайнозоя примерно стали равными. Но это равенство не являлось равностью возможностей. Насекомые птицы и млекопитающие в большинстве своём уже были настроены на жизнь в растительности Кайнозойской эры и в основном зависели от них. Мезозойской флоре без такой мощной поддержки можно было только вымирать. Остались и дожили до наших дней те виды мезозойской растительности, которые «понравились» животному миру Кайнозоя, кто вписался в новые биоценозы, предложив себя в качестве продуцентов, или, по крайней мере, не мешали развитию видов флоры новой эры. В этот период экспансия цветковых и их свиты достигла своей «пространственной Ойкумены». К концу Палеоцена эйфория расселения закончилась. «Раствор» биосферы был предельно насыщен всевозможными частями биосистем. Нужны были условия, в которых началась бы кристаллизация биогеоценозов планеты, вывод их на стабильный уровень путём прохождения сукцессионных рядов на новой, «Кайнозойской» основе. Наконец то, что так долго ждала природа, свершилось. В Эоцене климатические условия стабилизировались. Господь Бог подарил планете эоценовый оптимум для того, что бы природа спокойно, без лишней «экологической нервотрёпки» расставила всё и всех на свои места.