Мы не знаем ни одного животного, ставшего двуногим при переходе в новую экологическую нишу. Хотя в Мезозойской эре динозавры и ходили на двух ногах, но опирались на хвост, превращавших их тело в треножник. Кайнозойская эра достала из своего багажа двуногих - кенгуру, тушканчика и других грызунов, но они передвигаются прыжками, которые более экономичны энергетически, чем бег на двух ногах.
Таким образом, в биоценозах саванны предгоминидам места не было. Должна была обязательно существовать такая экологическая ниша, где этот невероятный, для природы, букет физиологических особенностей присущих только человеку, мог быть способом адаптации в окружающей среде. Нам, в общим-то, эту экологическую нишу и искать не нужно. Мы, на основании имеющихся фактов (правда в основном косвенных) и логических построений, пришли к ландшафтному адресу обитания предгоминид - их экологической нише в полуводной среде.
Сейчас нет останков в таком объёме, чтобы восстановить их внешний облик, но анализ остатков растений и пыльцы в слоях, где были найдены предгоминиды, говорят о том, что кениапитеки и рамапитеки обитали не в саванне, а в лесах, или, скорее всего, что наиболее вероятно на границе лес-саванна потому, что в принципе наземные биоценозы густых лесных зарослей бедны пищей.
Существование возле относительно стабильных во времени единицах ландшафта, какими являются озёра с постоянным водным балансом, даже при ухудшении климатических параметров, предлагало относительно комфортную жизнь предгоминидам даже вдалеке от экатонов лесных массивов. Если лес отступал от них по климатическим условиям, и обезьяны оказывались в окружении саванных биоценозов им чуждых, то это не сильно ущемляло их жизненное пространство из-за специфики питания.
Освоение новой пищевой зоны было приятной неожиданностью. Оказывается, покушать там было что. Адаптироваться необходимо было только немного потому, что ротовой аппарат, а значит и вся пищеварительная система, в принципе была уже готова к приёму пищевого разнообразия данной экологической ниши.
Группы первых форм предгоминид не могли быть большими по численности хотя бы потому, что в начальные период видообразования, на определённой площади в состоянии было укрыться и получить питание, в полном объёме не привлекая внимание со стороны конкурирующих видов, ограниченное количество особей. Это, само собой, способствовало территориальному рассредоточению. Спрятаться в зарослях и замереть при возникшей опасности, было безопасней, чем убегать потому, что зрение хищников устроено так, что они очень хорошо видят жертву в движении, чем неподвижную. От этого времени и у человека осталась ступорная реакция на опасность. Блокируются мышечные реакции, все процессы жизнедеятельности, для уменьшения запаха. Но зрение обезьян устроено совсем по-другому, чем у хищников и они без особого труда находили в зарослях предгоминид. Было бы, где и зачем искать. Борьба за место под солнцем набирало силу.
Как водится, на всякое действие существует противодействие, и оно у предгоминид появилось и вылилось в реакции на эти негативные события – прессинг со стороны приматов. Они были эффективны до такой степени, что сохранила вид для его дальнейшей эволюции. Предгоминиды как бы растворились в окружающей их среде. Благо было, где это сделать. Они вынуждены были под давлением «превосходящих сил противника» уйти из лесных биоценозов на окраинах которых по берегам водоёмов, рек и ручьёв они обитали, в прибрежные части водоёмов, где рассредоточились и потерялись для врагов в зарослях прибрежных кустов, трав и тростников, в изобилии зарослей в поймах, на мелководьях и островах. Популяции предгоминид в данной ситуации, скорее всего, стали очень аморфными, где взрослые представители вида были разделены определённым водным пространством и густой растительностью. Экспансия конкурентов сделала их пугливыми и крайне осторожными, особенно самок, и поэтому встреча отдельных особей между собой, при таком скрытном образе жизни были редким явлением.
Но каким-то образом контакты всё равно должны были происходить. Внутривидовая борьба должна была расставлять всех на свои места, а для этого были необходимы определённые способы контактов. Особенно между половозрелыми самцами и самками. Вид-то процветал, не смотря ни на что. Каким-то образом оформлялись такие контакты.
Вот, например, когда у самки шимпанзе наступает течка, она всячески это демонстрирует самцу или самцам. Приблизившись к предполагаемому партнеру, она издаёт специфический крик и поднимает к верху зад, демонстрируя этим свою готовность к спариванию. Откликнувшийся на призыв самец без всяких эмоций, в несколько секунд, исполняет свой долг перед видом. После чего оба спокойно продолжают заниматься своими делами. Но ведь у человека всё не так. Его сексуальный мир велик и богат эмоциями. Не мог он родится в обыденной жизни приматов, занятых извечным добыванием пищи. Сложные ритуалы ухаживания, наладка всего организма партнёров на сексуальные ласки, мощный гормональный механизм во многом настроенный на выполнение задачи продолжения рода, не могли возникнуть в толчее пасущегося стада обезьян потому, что у человека они требуют уединенного спокойствия партнёров и отвлечения от окружающей обстановки.