Примечательно, что Фултон говорит как раз о той области (чуть кпереди от гипоталамуса, а это место дислокации переднего гипоталамического ядра nucleus hypothalamicus anterior и медиального предоптического ядра), которую еще Е. Malone (1910), J. Dejerine (1901), J. Lenhossek (1858) относили к верхней границе ретикулярной формации. W. Dauber (2006) полагает, что nucleus hypothalamicus anterior «действует как участок переключения между зонами коры, средним мозгом и ядрами гипоталамуса».
Чуть позже многочисленные исследования G. Austin и Н. Jasper (1950); £ Grastian, К. Lissak и J. Szabo (1955); A. Brodal (1957); J. Murphy и E.Gellhorn (1945) подтвердили зависимость реакций торможения- возбуждения от ядер ретикулярной формации, дислоцирующихся в районе гипоталамуса (как впрочем и от иных частей formatio reticularis). Один из самых любопытных экспериментов был проведен К. Лишаком: раздражением area preoptica гипоталамуса было вызвано т.н. оптическое прилипание, т.е. состояние, при котором животное не могло «оторвать взгляд» от предмета, попавшего в поле его зрения, что является, вероятно, классическим образчиком торможения сразу нескольких отделов нервной системы (ЛишакК. Новые экспериментальные аспекты в исследовании диэнцефалических механизмов и процессов ВНД //Журн. ВНД, 1955. №5).
Еще ближе к понятному физиологическому объяснению «проклятого вопроса» подошли Г. Мэгун и Р. Райне.
В 1948 году, раздражая электродами медиальную часть ретикулярной формации, они наблюдали отчетливое торможение «корти- кально вызванных мышечных ответов». Это торможение возникало мгновенно и столь же мгновенно прекращалось при прекращении раздражения. На первый взгляд это было простым усовершенствованием «соляных опытов» Сеченова. Но только на первый взгляд.
Из описания эксперимента явствует, что минимизацией тока была достигнута предельная мягкость воздействия; а возможность миллиметрового продвижения электродиков латеральнее или вен- тральнее — позволяли, при их ничтожных смещениях, получать и диаметрально противоположные результаты.
Exempli causa, легкое раздражение участков ретикулярной формации ствола мозга, расположенных латеральнее и кпереди от «точки торможения», вызвало, напротив, резкое усиление моторики, что можно трактовать и как усугубление возбуждения (Magoun G., Rhines R. Spastisity. The Stretch Reflex and Extrapyramidal Systems, 1948).
Целая серия экспериментов подобного рода в 1955 году позволила Б. Джернарду {В. Gernard) и Ц. Тулину (С. Thulin) обобщить данные в своей работе «Reciprocal Effects upon Spinal Motoneurons from Stimulation of Bulbar Reticular Formation» (J. Neurophisiol., 1955. Vol. 18). В ней обстоятельно и без всякого лишнего пафоса авторам удается доказать сверхтесное соседство возбуждающих и тормозящих участков в ретикулярной формации, создав некую по крайней мере иллюзию ответа на «проклятый вопрос».
Necessario notare, что ни одна из версий природы торможения не является абсолютной, в том числе (несмотря на все ее изящество) и приведенная выше «ретикулярная гипотеза».
Говорить с полной уверенностью о том, что среди перечисленных Д. Бакстером или иными исследователями ядер ретикулярной формации есть ядра, ответственные за «возбуждение», а есть — и за «торможение», было бы излишне смелым обобщением, но и игнорировать эксперименты Г. Мэгуна, Р. Райнса, П. Лишака, Г, Остина, Г. Джаспера, Е. Грастиана,
К. Лиссака, Ж. Сцабо, А. Бродала, Ж. Мэрфи, Е. Геллхорна, Ц. Тулина и Б. Джернарда нет никаких оснований.
Илл. 50. Морской черт (Lophius piscatorius)
Еще меньше оснований у нас игнорировать данные эволюционного морфогенеза, который сам по себе есть прямое доказательство наличия центрэнцефалического начала, которое изначально, с самых первично-примитивных форм, интегрирует деятельность как самого мозга, так и нервной системы в целом.
Поясняю: при отсутствии такого начала, жестко управляющего возбуждением-торможением нервной системы и централизующего ее развитие, последствия кембрийского «выхода» могли оказаться еще трагичнее и тупиковее, чем эдиакарская «благостность».
И дело даже не только в том, что умножившиеся и усилившиеся (с развитием нервной системы) рефлексы, оставаясь хаотичными и неуправляемыми, утопили бы раннюю жизнь в крови, не оставив места ничему, кроме боли, смерти и страха. Это было бы еще semimalum.
На первый взгляд это обстоятельство лишь ограничило бы количество видов, затормозило бы их развитие и, вероятно, крайне любопытным образом отразилось бы на дальнейшей стилистике земной жизни, оставив возможность существования лишь подобиям Lophius piscatorius (илл. 50), разновидностям Chaetodontidae, идиакантов, ме- лакостеусов и тем организмам, которые ныне известны как морской нетопырь, морские химеры, саблезубы et cetera. Но мир, населенный только подобиями Lophius piscatorius, находящимися в процессе постоянного уничтожения друг друга, — это еще идиллическая картина, романтические мечты; все бы могло быть гораздо интереснее.