Генерирующие одно лишь возбуждение, нервные системы послужили бы основой создания для таких организмов, жизнеспособность и морфологию которых представить себе крайне сложно49.
Это был бы некий невообразимый концентрат раздражения; весь организм подобных существ был бы приспособлен только под обслуживание тех качеств, которые в переводе на «язык приблизительных понятий» могут быть обозначены как перманентная ярость и ненависть, не знающие пределов и пауз, т.к. мы хорошо знаем основное свойство нервного импульса, сформулированное как «aut totum aut nihil».
(Приведу одну из самых изящных и простых формулировок этого свойства: «Потенциал действия (нервный импульс) подчиняется закону “все или ничего”. Другими словами, если он вообще появляется, то имеет максимальную величину, которую поддерживает аксон. Более того, он распространяется вдоль нерва без декремента, потому что он постоянно восстанавливается в каждой его точке. Так как нейрон генерирует потенциал нервного импульса, характеристики последнего определяются свойствами нейрона, а не стимулом, который начал серию событий» (Dethier V., Stellar Е., 1964).
Ad verbum, в существующих видах животных, насекомых, рыб, птиц, рептилий и амфибий морфологическое обслуживание раздражения и рефлексов т. н. ярости и ненависти тоже очень богато представлено анатомически, но поистине восхитительным является и баланс с реализаторами иных свойств нервной системы. Очень показательны в этом смысле примеры пчелы или осы, у которых рефлекторные движения жала обеспечиваются только одним, последним брюшным ганглием, магистрально связанным не только напрямую с нейропилем, но с множеством нервных центров, обеспечивающих тонические рефлексы, т.е. «стабилизаторы позы».
К чему, собственно, эти странные теоретизмы о тех организмах, которые не могли бы ни родиться, ни существовать?
Да только к тому, что с их помощью легко иллюстрировать все- властность нервной системы в деле морфогенеза, видообразования и процесса эволюции.
Как мы можем убедиться, предположение, что именно нервная система, интегрируемая ретикулярной формацией (в процессе эволюции), строит организм «под себя», а многообразие видов образуется за счет степени ее развитости и вариативности, может считаться вполне допустимым.
Следы ее определяющего влияния заметны во всем — от общих форм любого тела, до дислокации рецепторики.
Это — не бесспорная точка зрения, но у нее есть множественные и прочные основания.
Как мы знаем, у всех позвоночных при самом феерическом разнообразии их форм и свойств мы видим стабильно роднящую их идентичность, как нейронов, так и типов связи меж ними, слагающихся в поразительно сходственные общие системы. Об этом трудно сказать лучше, чем проф. С Н. Оленев: «В результате этого общий план строения нервной системы у миноги, змеи, курицы, колибри, человека, слона — различается гораздо меньше, чем различаются сами организмы» (Оленев С. Н. Конструкция мозга, 1987; Развивающийся мозг, 1978).
Расшифруем этот догмат классической нейрофизиологии, прекрасно сформулированный проф. Сергеем Николаевичем Оленевым. Первоначально (в контексте нашего исследования) он представляется и уязвимым, и конфликтным: если организм есть лишь «проекция» особенностей нервной системы, ее инструмент, то каким образом, при подобности нервных систем, мы видим такое разнообразие организмов?
Ответ, я полагаю, vulgus terminale и содержится в глобальном морфологическом обобщении различных форм жизни, сформированных развитой нервной системой.
Совершив это обобщение, мы перестанем видеть «существенные различия» меж организмами.
Exempli causa:
Обратим внимание на такой банальный факт, как наличие «головы» (а у беспозвоночных — ее аналогов), и переведя этот термин с языка приблизительных понятий, увидим, что практически у всех живых существ «головой» называется типовая анатомическая конструкция, где на очень небольшой площади сконцентрированы зрительные, обонятельные, слуховые рецепторы, начальные точки пищевого и дыхательных трактов, механизмы захвата пищи, жевания, ослюнения, глотания, вокализации и артикуляции. Более того, у млекопитающих здесь же размещается сложная иннервационная система, которая при помощи лицевых мышц производит демонстрацию основных эмоций. Repeto, все это стеснено на очень небольшом сегменте тела, в непосредственной близости к концентрату нервной системы (головному мозгу).