И. П. Павлов и И. Стрельников говорят, впрочем, уже не о нервной системе, а о мозге. Сути вопроса это не изменяет, но в известной степени обязывает совершить краткий экскурс в историю формирования головного мозга.
Чуть выше мы определили примерное начало развития «биологической индивидуальности» границей эдиакарского и кембрийского периодов.
А теперь, «перепрыгнув» через следующие сто миллионов лет, кратко, но Claris verbis очертим историю возникновения головного мозга позвоночных, в котором, собственно, интересующая нас функция, т.е. «биологическая индивидуальность», или «личность», и расположилась со всем возможным удобством.
(Опустим этап оформления спинного мозга в тяж, защищенный позвонками. Тут все относительно понятно и даже отчасти уже являет собой locus communis.)
Ergo.
Все «таинство» происхождения головного мозга — это простое «загущение» нервных волокон спинного мозга в одной точке.
В свое время (вероятно, в протерозое) это ничтожное тогда «загущение» сконцентрировалось именно в той части организма, которая чаще находилась «впереди» во время движения и, соответственно, чаще имела дело с препятствиями, едой, противником или объектом совокупления.
Ad verbum, у вендобионтов (жителей эдиакарского «рая»), таких как Dickinsonia costata, Aspidella, Tribrachidium, по большей части еще не существовало «переднего» или «заднего» конца (илл. 52).
Поначалу образующееся нейронное и рецепторное скопление давало лишь усиление тактильной чувствительности в «переднем» сегменте организма, но в слепом мире конца протерозоя — начала кембрия даже это обеспечивало значительное преимущество.
Процесс развивался, in unda fortunae концентрация усугублялась, провоцируя постепенное образование принципиально новой анатомической формы.
Нет сомнения, что первыми ее границами были три оболочки спинного мозга, а сама форма была предельно скромна. (По крайней мере, значительно скромнее, чем то, что мы видим уже в среднем палеозое, если судить по неизменному с тех пор мозгу целакан- та Coelacanth).
Илл. 51. Схематическое изображение гипотетического протокраниата
(по Северцову)
Илл. 52.Tribrachidium. У этого вендобионта хорошо видно отсутствие «переднего» и «заднего» конца
Вероятно, это было лишь некое ничтожное утолщение, масштабирований повторяющее геометрию medulla spinalis, со всеми его фиссурами и бороздами — передней, задней и латеральными.
Трудно сказать, сколько именно миллионов лет потребовалось на то, чтобы этому «сгусточку» стало бы тесно в рамках простого утолщения рострального конца спинного мозга. (Вероятно, около 100 млн лет, если считать от кембрия до силура).
Так или иначе, но расширение было неизбежно.
Дело в том, что нейроны нуждаются в защите друг от друга, а организм и его иммунная система нуждаются в защите от прожорливости и аффектированной электрохимической активности нейронов.
Соответственно, в образующемся «загущении» разрастается и масса глиальных клеток, которые изолируют нейроны и питают их. Уже одно это обстоятельство троекратно увеличило объемы нашего «утолщения».
Но это еще не все.
Нейроны нуждаются не только в защите друг от друга; в такой же степени они нуждаются и во взаимодействии. Для их контактов тоже требуются значительные анатомические «пространства».
(В спинном мозге их связи легко обеспечиваются протяженной пучковой структурой самого тяжа.)
В новом «коротеньком» образовании эти связи потребовали объемного (вертикального и горизонтального) разрастания субстрата, что наметило своеобразную геометрию будущего мозга.
Secundum naturam, вся эта конструкция не могла бы существовать без своей собственной системы кровообращения и ликворо- творения. «Мощностей» мягкой и арахноидной оболочки, унаследованных от medulla spinalis, естественно, хватить не могло. И этот фактор тоже привел к существенному размерному разращению тех зачатков мозга, которыми располагали позвоночные на заре палеозоя.
Secundum naturam, эволюция позвоночных не собиралась останавливаться на обострении тактилизации.
Вероятно, со временем ее одной стало недостаточно для успешности организма в ту суровую пору; враги были изобретательны, половые партнеры — капризны, а еда — подвижна.
Постепенно наше нейронное «загущение» обзаводится нейро- пилем — зачатками той самой ретикулярной формации, которая