Поиск причины адекватности поведения в т.н. инстинктах ничем не оправдан. Понятие«инстинкт»является литературно-психологическим термином, не имеющим никакого нейрофизиологического смысла 54 . Им можно пользоваться, но лишь как метафорой, помня его условность. Единственная добросовестная попытка дать хоть какое-то научное обоснование понятию «инстинкт» была сделана проф. Г. Циглером еще в начале двадцатого века ( Инстинкт. Понятие инстинкта прежде и теперь, 1914 ; Душевный мир животных, 1925), но оказалась не слишком удачной; «инстинкт» при попытке серьезного рассмотрения, естественно, «рассыпается» на его рефлекторные составляющие, каждая из которых требует отдельного объяснения и понимания.
Столь же неубедительным будет и поиск причин адекватности — во «врожденном поведении», в том рефлекторном минимуме, который заключен в геноме и обеспечивает организм начальными навыками хватания, сосания, отрыжки, кусания, дефекации, рвоты, кашля, глотания, фрикционирования, моргания, чихания и пр. Но, ut notum est, геном не имеет ни рецепторики, ни памяти. Он «слеп». Соответственно, он не может через такие же, как и он сам, слепые и шаблонные «врожденные навыки» руководить организмом в меняющихся обстоятельствах, вариативность которых насчитывает тысячи комбинаций. Это было отмечено еще Е. Сеппом: «Однако, поведение, основанное на индивидуальном опыте, далеко оставляет позади роль врожденных рефлексов» ( История развития нервной системы позвоночных, 1959). Также следует отметить, что следуя логике «врожденного поведения», невозможно объяснить совершенствование рецепторики, первейшая задача которой — ежесекундное информационное обеспечение мозга. (Здесь мы опять приходим к выводу, что основанием для адекватного поведения могут быть лишь церебральные процессы, а не что-либо иное.)
Теперь рассмотрим и вторую обязательную составляющую проявления «личности»: отношение к организму как к безусловной собственности. Эта собственность нуждается в защите, питании и отдыхе и обязана исправно обслуживать любые побуждения мозга (нейропиля, протоцеребрума).
В известной степени эту «собственническую» связь мозга (на любом уровне его развития) и организма демонстрирует простая координация движений, всегда подчиненная и «замыслу», и точному анализу всех обстоятельств, полученному мозгом через рецепторы.
В соответствии с этими простыми характеристиками, мы вновь можем убедиться, что личность (как функция мозга), вероятно, присуща любому без исключения живому существу и как явление примерно на 545 миллионов лет старше, чем образ Леонида I, Сципиона Африканского или Ивана Павлова.
Здесь уместен вопрос о том, существует ли принципиальная нейрофизиологическая разница меж данной функцией мозга у homo и, к примеру, у пещерного медведя (Ursus spelaeus), серой крысы (Rattus norvegicus) или аллигатора?
Puto, предполагать наличие какой-либо существенной разницы нет никаких оснований.
Биологически личность дикого или социализированного homo одноприродна с личностью любого другого животного, а то, что человек принимает за свою «уникальную особенность» — это, отчасти, развитие (?) данной функции мозга, но в большей степени ее модернизированная презентация, причем адресованная не только внешнему миру, но и направленная «внутрь».
Explico.
В мире животных биологическая индивидуальность (личность) может быть продемонстрирована с помощью запаха, звука, позы, мимики, мимикрии, пластики, физического или сексуального потенциала, статуса в стае et cetera. К этим проявлениям социализированный homo просто добавил речь, мышление и все производные интеллекта.
Эти производные «раскрасили» биологическую индивидуальность, придав ее чертам (несколько надуманные с точки зрения нейрофизиологии) «уникальность» и драматизм.
Совершенно особую роль сыграла «внутренняя речь» (т.е. мышление); благодаря ей древнейшая функция мозга «зазвучала» и сделала саму себя предметом своего же пристального и агрессивного внимания. Данное обстоятельство никак не изменило ее биологический механизм, но самоосознание (самоидентификация) превратилось из будничного нейрофизиологического процесса в очень увлекательное занятие.
Тут вновь требуются пояснения, благодаря которым мы сможем подойти к нейрофизиологической расшифровке понятия «увлекательное».
Ergo.
Как мы знаем, система номинаций (речь) является символизацией существ, свойств, явлений, предметов, действий или связей меж всеми этими позициями, т.е. вербальным дубликатом реальности. Зависимость же организма от реальности (среды) абсолютна еще с протерозоя.
Как бы ни было могущественно существо, но правила игры всегда устанавливает среда, без различия вида, класса или... имени. Именно она определяет «жить или нет» существу, и то, какие усилия должны быть им затрачены, чтобы адаптироваться к ней или пытаться ей противостоять. И неважно, как существо называется — диморфодон, Марк Аврелий Антонин или орангутан; в любом случае побеждает среда. И дело даже не в том, что на ее знаменах от имени всех уже прошедших земной путь существ начертано хладнокровное обращение ко всякому живому организму: nos ossos qve aqvi estamos pelos vossos esperamos; так как в числе ее аргументов — биогенез, автоматически предполагающий смерть любого родившегося. Впрочем, всевластие среды настолько абсолютно, что даже аргумент смерти не является козырным. (Совершенствование рецепторов не уменьшало, но, напротив, вероятно, увеличивало зависимость организма от среды, так как компонентами сознания, приходящими через рецепторы, становилось все большее количество факторов и нюансов. Puto, зависимость эскалировалась постепенно и неуклонно, момент ее «обострения» не- установим. К примеру, мы знаем, что возраст зрительного рецептора (белка с фотохимической чувствительностью) — около 500 миллионов лет, но сама органелла (зрительная палочка, на которой сосредоточен этот белок) — гораздо более древнее создание, имеющая «ресничное» происхождение, следовательно, (возможно) ровесница криогения или даже тония.)
Как вы, вероятно, помните, И. М. Сеченов дал еще более точное и категоричное определение «среды»: «Организм без внешней среды, поддерживающей его существование, невозможен; поэтому в научное определение организма должна входить и среда, влияющая на него, так как без последней существование организма невозможно» (Медицинский вестник, 1861. №28).
Внутренняя речь homo, создавая дубликат среды (реальности), не только не отменила ее драматизма, ее заманчивости или иных свойств, но еще и усугубила их.
Почему произошло это усугубление?
Вероятно, по той причине, что мышление оказалось превосходной spatio nutribile для прогностизма, который по самой своей природе склонен к драматизации и обострению, т.к. любое животное все обстоятельства и нюансы мира воспринимает прежде всего соотносительно с благом собственной биологической индивидуальности и во всем справедливо ищет скрытые и явные угрозы.