Выбрать главу

Такое состояние можно только с огромной натяжкой назвать «мобильностью», потому что все движения твердой мозговой обо­лочки относительно внутренних костей черепа и арахноидной обо­лочки мозга — сверхмикроскопичны, но все же это некоторая под­вижность 19 .

Будем откровенны, «эта все же мобильность» и плотность dura mater исключают точность и детальность отпечатка части мозговых структур, оставляя возможность для произвольных толкований или предположений, лежащих ultra limites factorum.

Надо сказать, что попытки однозначных «прочтений» эндокра- ниумов всегда воспринимались классиками краниологии очень скептически. Академик В. Сперанский очень аккуратно, но и очень двусмысленно характеризует возможности эндокрана «описать» когда-то содержавшийся в черепе мозг:

«Внутренняя, или эндокраниальная, поверхность черепа обладает сложным рельефом, который отражает морфологию внутричерепных образований головного мозга с его оболочками и кровеносных сосудов. Элементами эндокраниального рельефа являются пальцевидные вдавле- ния и мозговые возвышения, артериальные и венозные борозды, ямочки грануляций. Эти образования имеются как на своде, так и на основании черепа... пальцевидные вдавления ( impressiones digitatae ) или вдавления извилин ( impressiones gyrorum) представляют углубления на внутренней пластинке костей черепа. Между ними находятся мозговые возвышения (juga cerebralia ), в некоторых случаях имеющие форму костных гребней. Обычно считается, что они соответствуют извилинам и бороздам боль­шого мозга, однако это положение нельзя принять безоговорочно» ( Спе­ранский В. Основы медицинской краниологии, 1988).

Т Эдингер оценивает «повествовательные» возможности эндо­крана еще более скептически, чем Сперанский: «Если кто хочет исследовать мозг по слепку полости черепа, как это вынужден де­лать палеоневролог, тот блуждает в почти полной мгле» ( Эдингер Т., 1929).

Э. Дюбуа (1924) не так пессимистичен, как Эдингер, и с достаточ­ными основаниями утверждает, что «на эндокраниуме всегда вид­ны важные, хотя и не прямые указания на характерные особенности первоначальной формы мозга человека» ( Dubois Е. On the Principal Characters of the Cranium and the Brain, 1924).

Как известно, обнаружение целой коробки мозгового черепа homo erectus — редкость в палеоантропологии, в основном, наука довольствуется обломками.

Кое-где (я подчеркиваю) эндокраниум, целый или фрагментиро­ванный, в известной степени информативен и точен, на показания его отчасти можно полагаться, но — не везде. Хуже всего обстоят дела именно в области лобных долей.

Безусловно, бывают исключения, возможно, они были и милли­он лет назад, но эндокранов или их фрагментов, которые бы четко показали состояние речедвигательного центра «тогда», явив хотя бы один, не оставляющий сомнений отпечаток, со всеми нюансами формы, наука не знает.

Вероятно, крайне существенным фактором является и то, что Broca's area — одностороннее образование: у правшей она разви­вается в левом полушарии, у левшей — в правом. Это практически сводит к нулю вероятность обнаружения такого «исключения», т.е. фрагментов эндокрана с отпечатком именно нужной нам зоны.

Впрочем, даже если бы чудо произошло, и эндокраниум с от­четливой фактурой именно задней части нижней лобной извилины был бы обнаружен, то особой ясности бы не прибавилось.

Понятно, что на этом месте и не предполагалась некая «дыра» или глубокая каверна, символизирующая неспособность людей палеолита к речи. Это невозможно, анатомическая неразвитость какого-либо участка противоречит геометрической логике строения мозга — той логике, которую мы можем наблюдать, открыв череп даже собаке.

(Архитектура здорового мозга не допускает лакун, каверн или нарушения строения извилин 20 .)

Более того, имеющиеся эндокраны палеоантропов туманно, но твердо свидетельствуют о наличии в интересующем нас месте не­кой плотной, хорошо развитой фактуры, но с неопределимыми очертаниями или вообще без таковых.

А форма, ее особенности и анатомические нюансы могли бы мно­гое рассказать и подсказать, но, repeto, разглядеть их невозможно.

Да, и хороший современный череп ничего тоже, кроме «плотной фактуры с неопределимыми очертаниями» в этом месте, не фикси­рует. Этот факт не должен обнадеживать, так как по большому сче­ту ничего не говорит.

Даже то, что мы точно знаем, что под «сегодняшней» невнятно­стью таится Broca's area, не позволяет предположить, что под не­внятностью на эндокране раннего homo находится такое же анато­мическое и функциональное образование.

Так уж получилось, что здесь нам придется иметь дело с постоян­но ускользающей от прямого анализа и лишь по косвенным признакам исследуемой фактурой, что, впрочем, не лишает ее «исследуемости».

Давайте еще раз проинспектируем, что известно о Broca's area на сегодняшний день?

Напомню, что располагается она в непосредственной близости к центру двигательных функций, заключенному в предцентральной извилине. По цитоархитектонической карте Бродмана Broca's area занимает 44-ую зону и часть 45-ой.

Формироваться начинает лишь на третий месяц после рож­дения. Именно она руководит через предцентральную извилину и корково-ядерный путь мышцами языка, гортани, глотки и вообще всем тем, что анатомически позволяет речи состояться как оформ­ленным, разновысотным, сложноинтонированным звукам.

Увы, ее замкнутость на предцентральной извилине лишает нас всякой возможности проследить ее связи с древними и древнейши­ми структурами мозга и через это восстановить ее «родословную».

Зная ее «родословную», т.е. зная, с какими именно древними структурами мозга у нее существуют сложные и простые связи, мы бы достаточно легко установили ее функции в течение многих мил­лионов лет. Нам бы уже не пришлось мучительно гадать о том, меня­лась ее специализация за два миллиона лет — или не менялась.

Но, repeto, единственно установленная «связь» этой части ниж­ней лобной извилины — лишь с извилиной предцентральной.

А предцентральная имеет настолько богатые и многообразные, прямые и обратные диспетчерские связи со всеми церебральными от­делами, что даже теоретически определить, какая именно из этих свя­зей имеет отношение к задней части нижней лобной извилины, і.е. к нашему речедвигательному центру, категорически невозможно.