Выбрать главу

Бедные креационисты бледнеют от мысли о маленьком дриопи­теке ( dryopithecus proconsul major), чей крошечный пенис почти во­семь миллионов лет назад дал жизнь сразу нескольким ветвям при­матов. Именно на нем обычно концентрируется «неприятие самой идеи нашего животного прошлого». Единственное, что служит сла­бым утешением для теологов, так это все-таки огромная отдален- ноетъ дриопитека во времени, она как-то смягчает болезненность и пикантность вопроса.

При этом совершенно упускается из вида, что обыкновенным животным человек был еще совсем недавно. Причем именно тот че­ловек, что уже обладал анатомическими параметрами, которые сде­лали бы его незаметным в сегодняшней городской толпе. (При нали­чии одежды, разумеется.)

Здесь следует, вероятно, напомнить о т.н. позоре Вирхова. Вид­нейший и авторитетнейший анатом XIX века, антрополог и архео­лог Рудольф Вирхов 21 , осмотрев и изучив череп, который принес ему на идентификацию и обследование доктор Фульрот ( Johann С Fuhlrott), заключил, что данный череп не является «древностью», как склонен был думать Фульрот, а принадлежит «спившемуся казаку, который в 1813 году погиб в Неандертальской долине во время бое­вых действий русской армии против армии Наполеона».

Заключение Вирхова было объемным и очень основательным. Великий антрополог продемонстрировал стушевавшему доктору несколько десятков вполне современных пациентарных черепов с такими же точно особенностями лобной кости, надбровных дуг и глабеллы, как и у принесенного Фульротом артефакта.

Надо сказать, что Вирхову удалось убедить не только доктора, но и всю научную общественность Германии, что найденный в пещер­ке долины Неандер череп не представляет ровно никакого палео­антропологического интереса.

Лишь спустя значительное время было установлено, что осме­янный Вирховым череп является абсолютной сенсацией, первой находкой останков древнего вида людей, которым по месту гео­графического обнаружения черепа дали научное обозначение — неандертальцы — homo neanderthalensis.

Существует мнение, что красивую историю о казаке предложил не Вирхов, а доктор Майер из Бонна, а Вирхов просто характеризовал че­реп как останки некоего деграданта и алкоголика, страдавшего рахи­том, артритом и родовыми травмами. Но «датировка» черепа началом XIX века была поддержана Вирховым.

Бывали, правда, и обратные случаи. В республике Чад, в Коро-Торо, в 1959 году в озерных отложениях были найдены фрагменты черепа, идентифицированные как лицевой скелет homo habilis, т.е. как нечто, имеющее древность не менее двух миллионов лет. В процессе споров о научном имени находки (предлагалась номенклатура — tchadanthro- pus) было установлено, что находка все же является останками совре­менного человека, череп которого из-за чрезвычайной эрозии ветром и песком приобрел сходство с ископаемым гоминидом.

Ceterum, если пытаться серьезно говорить о некоем хотя бы фор­мальном интеллектуальном прогрессе homo за два миллиона лет, то необходимо найти материальные, однозначные, осязаемые сви­детельства его деятельности. Более того, эти свидетельства долж­ны иметь датировку хотя бы относительно точную, чтобы мы мог­ли констатировать происходящие с течением времени изменения. И уже на основании этих изменений делать выводы о наличии или отсутствии прогресса.

Единственное, что в данном случае подходит нам по всем пара­метрам — это каменные орудия. Но, боюсь, на их примере разго­вор об интеллектуальном прогрессе, скорее всего, совсем не полу­чится.

Рассмотрим каменные орудия.

Если сравнить «олдувайские» 22 образцы оббитой гальки, сделан­ные примерно 2000000 лет назад, с гораздо более поздними ру­билами питекантропов и образцами «мустьерской» техники неан­дертальцев, то прогресс либо отсутствует вовсе, либо он есть, но незначителен.

Potius, он есть лишь настолько, чтобы заметить некоторые отли­чия, но не более. Принципиальных изменений ни в обработке кам­ня, ни в конструкции или форме орудий не происходит в течение всей, поистине космической по своей протяженности эпохи.

Два миллиона лет homo колошматит камнем по камню, чтобы придать ему некоторую приладистость к руке и несколько относи­тельно острых граней, но в результате каждый раз получает крайне неудобный и малоэффективный инструмент.

Специализация орудий в течение всего палеолита не меняется и не расширяется, это всего 3-5 «типов» крайне примитивных ору­дий. Причем «типами» их назвать сложно, небольшая разница форм и сколов связана, вероятно, лишь с первоначальной формой и по­родой обколотого камня, но не является намеренной.

Только в Ашельской культуре (а это всего 30000 лет назад) ассор­тимент расширяется до 5-15 типов, имеющих некоторые функцио­нальные различия.

(Лишь 20 тысяч лет назад стала известна «огненная» обработ­ка камня, когда острота грани на орудии достигалась нагреванием- охлаждением обсидиана или кремния 23 .)

Здесь уместно будет вспомнить знаменитую лекцию И. П. Павло­ва на одной из его «сред».

Лекция сопровождалась опытом: обезьяне предлагалось до­стать «лакомство», вставив палку в отверстие ящика.

Отверстия были трех видов: круглое, квадратное и треугольное.

Три палки, соответственно, тоже имели круглое, квадратное и треугольное сечения. «Обезьяна решала задачу, пробуя пооче­редно воткнуть ту или иную палку. (Когда задача решалась, то ме­стоположение отверстий менялось. — Прим, автора). Если меня­ли отверстие, то обезьяна пробовала опять поочередно втыкать каждую из палок, так и не научившись сопоставлять форму палки с формой отверстия» (Сепп Е. История развития нервной системы позвоночных, 1959).

И. П. Павлов комментировал фиаско обезьяны следующим обра­зом: «Теперь вопрос, почему человек в конце концов решает задачу легко, и какими детальными физиологическими процессами опре­деляется поведение обезьяны? Надо думать, что к решению той же задачи человек подходит потому, что имеет общее понятие о форме, а у обезьян этого, очевидно, нет. Обезьяна каждый день начинает снова» ( Павловские среды, 1949. Т. 2. С. 296).

В этих выводах Ивана Петровича заметна игнорация как фактора времени, так и фактора эволюционности любого процесса.

Павловские обезьяны имели в своем распоряжении от 15 до 60 минут, пока продолжался эксперимент. Такие эксперименты про­водились 2-5 раз в месяц в течение двух лет.