Выбрать главу

Explico.

На данный момент археология свидетельствует, что ни один из раскопов «докроманьонских слоев» ни в одной части мира не об­наружил орудий, применимых для какой-либо охоты на какое-либо крупное животное или для реальной трудовой деятельности.

Все рубила, скребки (и прочий каменный инструментарий), из­вестные на сегодняшний день науке, применимы, вероятно, только для «расковыривания» туш и являются простым компенсатором не­полноценных когтей и зубов homo, не пригодных даже для разгры­зания и разрывания падали.

Любые гипотезы об охотничьем применении дубин, острых палок, ро­гов или костей животных — имеют статус чистой фантазии, так как не

подтверждаются никакими археологическими находками.

(Здесь мы позволили себе обобщить и суммировать взгляды нескольких школ палеоантропологии, представленные в трудах

В. Бунака (1966), Л. Кельсиева (1883), Л. Лики (1903-1972), G.Shaller, С Lowther (1969), М. Dominguez-Rodrigo (2001), R. J. Blumenschien (1995), М. Е. Lewis (1997), б. Поршнева (1974), М. М. Selvaggio (1994), М. Мензбира (1934 ),Д. Кларка (I960).

Разумеется, тут мало уместен любой категоризм. Разумеется, су­ществует и другая (более привычная) точка зрения, имеющая вес и признание. ( Р.Дарт, А. Окладников, В. Зергель, С. Семенов et cetera.)

Однако само наличие авторитетных и серьезных сомнений в до­казательности гипотез о «совместных охотах» или «труде» ранних homo — не позволяет строить теорию происхождения интеллекта на столь зыбком и спорном материале, как «охотничья» или «трудо­вая» версии развития человека.

Puto, что сама основа предположений о происхождении мышле­ния и интеллекта должна быть значительно более прочной, чем то, что предлагают сегодня палеоантропологические гипотезы. (Диску- тивность, sine dubio, превосходна, но не в качестве фундамента.)

Nihilominus, такая основа существует и находится она, естествен­но, в сфере нейрофизиологии, т.е. нашего знания о возрасте, функ­циях и особенностях того субстрата, который, собственно, и генери­рует мышление.

Более того, именно понимание особенностей и функций различ­ных структур мозга — практически не оставляет никаких шансов ни мистически экстравагантным гипотезам, ни «почтенным». В основах всех этих версий лежит некая предполагаемая возможность есте­ственной передачи навыков мышления от поколения к поколению.

(Вероятно, опровержение такого рода «уверенностей» не входит в задачи данного исследования, но для примера придется один раз расставить точки над і.)

Рассмотрим фактт. н. передаваемости навыков мышления и, как следствие, их суммации — интеллекта.

Возьмем за основу классическую анатомию головного мозга и те открытия, что были сделаны лауреатом Нобелевской премии Сан­тьяго Рамон-и-Кахалем (1852-1934), отцом и основоположником «нейронной теории», гласящей что «каждый нейрон является пато­логической единицей» и что «каждый нейрон является анатомиче­ской единицей». Бесспорность данного утверждения (как это часто бывает) помешала в свое время сделать из него само собой разуме­ющиеся выводы.

Что же явствует из открытия Кахаля и основных принципов клас­сической нейроанатомии?

Ответ предельно прост, но чтобы быть понятым, нуждается в не­коей развернутости и поэтапности.

И нейрофизиология, и гистология мозга не оставляют никаких иллюзий по части того, что ни навыки мышления, ни интеллект не передаются, не закрепляются, не наследуются.

Более того, интеллект в его сегодняшнем понимании, естествен­но, не является врожденным качеством человека.

Илл. 33. С. Рамон-и-Кахаль

Навыки мышления и интеллект — это РАЗОВОЕ, искусственное явление.

В каждом новом человеке, появившемся на свет, он должен быть создан заново, с абсолютно чистого листа. Такое создание может быть успешным, а может и не быть таковым.

Любопытно, что несмотря на то, что в мышлении есть вроде бы некая потребность, оно не закрепляется, не становится наследуе­мым качеством, частью человеческой сущности.

Ceterum, это неудивительно, так как не существует никакого фи­зиологического способа его передачи по наследству, от особи к осо­би.

Интеллект — это прежде всего объем систематизированных и точно номинированных понятий, меж которыми установлены мил­лиарды ассоциативных связей.

Т.е. это информация и свобода распоряжения ею.

Нигде и никаким другим образом, кроме обеспеченных всем не­обходимым нейронов коры головного мозга, эта информация не находится и не может располагаться. Она копится всю биологиче­скую жизнь человека и, соответственно, умирает вместе с ее физи­ческим носителем, так как ее существование неразрывно связано с физиологическими процессами всех структур головного мозга. И биологически «передаваться» она могла бы только вместе с теми миллиардами нейронов, в которых заключена, что физиологически неосуществимо.

Интеллект — это продукт, а не свойство организма, и даже не фи­зиологическое качество.

Более того, интеллект смертен.

Он погибает вместе с нейронами коры через 6-8 минут после на­ступления «биоэлектрического молчания» головного мозга, т.е. его биологической смерти.

А уже через шестнадцать минут «обитавшие» в миллиардах ней­ронов коры головного мозга образы Ричарда III, Онегина, Леонида, звуки вагнеровских опер, лица жен и детей, графика формул Эйн­штейна — превращаются в холодеющую слизь. И в этой слизи начи­наются нормальные процессы разложения, уже без следа стираю­щие образы и звуки, когда-то населявшие этот мозг.