Выбрать главу

Ridicule, но тут и генетика вынуждена отставить характерную для нее многозначительность, жонгляцию открытиями-однодневками и честно признать, что «вы наследуете не интеллект, а способность развить свой мозг до определенного уровня при благоприятных условиях» {Ridley М. Genome, 2008).

Да, для того чтобы иметь «хороший мозг», необходимо получить его хороший проект.

Этим проектом, собственно, и является шестая хромосома ге­нома.

Но это лишь проектная документация, «инструкция по сборке», не более. Документация, которая будет пытаться диктовать анато­мическое и физиологическое построение данного органа, возмож­

но, предопределит его анатомическую нормальность или анома­лию, но она не имеет никакого отношения к интеллекту.

Explico, можно взять сколь угодно длинную династию филосо­фов, ученых или писателей.

Озаботиться тем, чтобы на протяжении любого (сколь угодно долгого) количества лет данная династия могла получать все виды практических знаний, изучать и познавать все типы наук, искусств и важнейшие языки мира.

В конце этой династической цепочки можно разместить ново­рожденного младенца, имеющего в качестве отца, матери, дедов, прадедов и прапрадедов только представителей этой интеллекту­альной династии. И... поместить этого малыша в «джунгли», лишив его всякой возможности получить даже самое примитивное обра­зование и воспитание, т.е. лишив его общества тех людей, которые являются носителями коллективного интеллекта.

Это существо не будет знать не только ни одного из человече­ских языков, оно не будет знать ни собственного имени, ни единой буквы алфавита, оно не будет подозревать о существовании Будды или Чайковского, мобильных телефонов или Фермопильской бит­вы, оно будет иметь все повадки и манеры обычного животного.

Возможно, если это существо выживет, оно рано или поздно возьмет камень и ударами другого камня попробует приладить его к своей руке. Данное существо, по сути, вернется в палеолит, несмо­тря на то, что никаких анатомических преобразований мозга «об­ратно» не произошло, а геном во всех его вариациях и со всеми му­тациями был добросовестно передан и унаследован.

CAPUT VI

«Мауглеоиды». Мальсон. Скорость возвращения homo

в дикарское состояние. Свидетельства Тюльпа и Вагнера.

Изыскания Линнея. Полушарная асимметрия. Круг замкнулся.

Мнение Гердера.

Примеров того, с какой волшебной скоростью человек возвра­щается в свое палеолитическое, животное состояние много до чрез­вычайности. Часть из этих примеров попахивает мифами, но то, что было собрано профессором Люсьеном Мальсоном, достаточно убе­дительно.

Мальсон систематизировал порядка 60-ти подобных случаев, в документальной достоверности которых мог удостовериться лич­но или проработав все имеющиеся свидетельства и документы.

Мальсон описывает классические образчики «диких детей», вы­росших в изоляции или в животной среде, вроде Виктора изАверо- на, цейлонского мальчика Тиссы, девочек Комалу и Амаду (о судьбе которых мы знаем из отчета доктора Дж. Сингха, попечителя сирот­ского приюта в Мандапоре), «ребенка изЛокнау» (1874), Дины Сарни- чар из Минспури (1872), «мальчика из Овердайка» (1803), «волчонка из Гесса» (1344), «мальчика-волчонка из Ваттерави», «Дикого Пите­ра из Гамелина» (1724), китайских «мальчиков-панд», обследованных биологом Хоу Мень Лу, «Миммиле Блан» из Шампани et cetera.

Косвенными (не столь тщательно фильтрованными и докумен­тированными, как у Мальсона) можно считать и собранные Р. Берн- хаймером свидетельства в его труде «Дикие люди в Средние века».

Более ценным и не вызывающим сомнения в безупречности из­ложения фактов можно счесть описание очередного «мауглеоида» анатомом Николасом Тюльпом (1593-1674). Осмотрев выловленно­го в ирландских горных районах подростка, Тюльп оставил замеча­тельное описание:

«Доставленный в Амстердам, этот юноша в возрасте около шестнад­цати лет был выставлен здесь для обозрения. В Ирландии он, потерян­ный родителями, жил среди горных овец и с раннего детства перенял овечьи повадки. Тело у него было быстрое, ноги неутомимы, взгляд су­ровый, сложение плотное, кожа обожженная, члены мускулистые. Был он грубый, без рассудка, бесстрашный, лишенный человеческого вида. Впрочем, он удивлял своим здоровьем. Лишенный человеческого голо­са, он блеял наподобие овцы».

Вагнер в «Очерках философской антропологии» в 1794 году опи­сывает мальчишку, которого поймали в лесах Трансильвании:

«Он был совершенно лишен дара речи. У него не было способности ни к каким членораздельным звукам, только к невнятному бурчанию, которое то усиливалось, то стихало, то превращалось в вой, когда он ви­дел лес или даже просто одинокое дерево. Ему были в равной степени непонятны ни слова человеческой речи, ни звуки, ни жесты. Интереса у него ничто не вызывало, при виде женщин или девушек он оставался так же равнодушен.

Когда три года спустя я увидел его снова, апатия его прошла. Увидев любую женщину, он начинал выть и яростными движениями нижней части тела демонстрировал возникшие у него желания» 25 .

Жюльен Офре деЛаметри (1709-1751) в классическом труде «Есте­ственная история души» (1745) упоминает «десятилетнего ребен­ка», найденного в 1694 году в «стае медведей в лесах, находящихся

на границе меж Литвой и Россией. Было страшно смотреть на него: он не обладал ни разумом, ни речью, его голос и сам он не заключали в себе ничего человеческого; человеческим у него было только внеш­нее строение тела».

Судя по всему, последний случай озадачил не только Ламетри. О нем

же упоминает в четвертой части «Трактата об ощущениях» (1754)

и Э. б. де Кондильяк.

Современность предложила нам не меньшее количество сви­детельств о детях, выросших вне человеческого общества: Зара и Массу ми Надери (Иран), Рокко из Абруцци (1971), Джинни из Лос- Анджелеса (1970) et cetera.