Очень трудно будет сослаться на то, что немногочисленность человеческих стай, краткость жизни человека того времени, неразрешимая проблема транспортировки даже самых малых орудий при перемене стоянки — препятствовали возникновению той массы орудий, когда количество рано или поздно переходит в качество.
Имеем очень красноречивый пример раскопа пещеры в Чжоу- коудянь, где в 13-ти различных слоях, образовавшихся из брекчии, наносов песка, обвалов со стен, было обнаружено около 100000 каменных орудий, и все они, несмотря на разнесенность по слоям и, соответственно, по времени (от 280 тыс. лет до 600 тыс. лет), принадлежат примерно к одному крайне примитивному типу.
Если мы будем искать то, за что же все-таки мы могли бы «зацепиться», чтобы найти образчики если не мышления, то хотя бы особой смекалки homo erectus, мы опять попадаем в circus clausus доказанных фактов, строго основанных на палеоантропологических находках.
Если провести тщательную ревизию этих фактов, то единственное дело, в котором человек проявляет то, что можно было бы условно означить как «сообразительность», это умение так выломать основание черепа другого человека, чтобы доступ к головному мозгу стал бы если и не легок, то в принципе возможен.
Сохранились прекрасные образцы творчества homo erectus в этом направлении: человеческие черепа из Штейнхейма и Монте- Чирчео (илл. 34).
Странные отверстия в их основаниях некоторое время были неразрешимой загадкой, пока для сравнения не были предложены относительно современные (XIX век) черепа папуа из Новой Гвинеи и череп кроманьонца из Моравии (возраст примерно 20 тыс. лет).
И в «новогвинейском», и в «моравском» случаях было точно установлено, что тела подверглись каннибалированию.
(«Новогвинейский» случай описывается как пример «позитивного каннибализма». По племенной традиции, сын, через отверстие в основании черепа, под барабаны и пение торжественно съедал мозг умершего отца, причащаясь к его житейской мудрости и знаниям. «Моравский» же вариант, по всем приметам, свидетельствует о каннибализме банальном, т.е. просто «пищевом».)
Появилась возможность сравнить стилистику вскрытия черепа (во всех случаях это круглый или овальный вылом, имеющий
Илл. 34. Человеческие черепа из Штейнхейма и Монте-Чирчео,
демонстрирующие искусственно созданные homo erectus отверстия
в основании черепа для доступа к мозгу 32 .
верхними границами шиловидные отростки сверху и нижнюю выйную линию — снизу).
Сравнение не оставляет сомнений в том, что и «штейнхеймов- ские» черепа, и черепа из Монте-Чирчео — это тоже останки каннибальских трапез, и что древний человек знал толк во вкусовых качествах полушарий.
Тут, кстати, есть для меня одна существенная непонятность, которую я тоже оставлю исследователям будущего. Дело в том, что головной мозг разлагается значительно быстрее прочих органов.
Для того чтобы он не утратил съедобность, должна быть отработана виртуозная техника быстрого отделения головы трупа и взлома основания черепа. С теми инструментами, которыми располагал homo erectus, задача скоростного отделения головы и кругового взлома практически всей затылочной кости не кажется такой уж легкой.
Впрочем, я полагаю, отгадка этой непонятности лежит не в сфере мистики или неведомых нам высоких технологий палеолита, а просто в невероятной физической силе людей того времени, их постоянном чудовищном голоде и в отработанности этой манипуляции 33 .
(Ceterum, я не ставлю точку в этом вопросе, а всего лишь высказываю предположение).
Кстати, судя по отсутствию на вышеуказанных черепах каких- либо следов тепловой обработки, мозг съедался сырым, а отверстие в основании черепа было приспособлено под размер руки.
Авторитетные палеоантропологические источники комментируют эту и многие подобные находки, как правило, не очень внятно либо ограничиваются строгой безоценочной констатацией: «Наблюдения показали, что разрушения черепа сопровождались извлечением мозга и, надо думать, поедением его. Остается невыясненным, производилось ли разрушение черепа посмертно или удары наносились живым индивидуумам и притом с целью поедания их тела» (Бунак В. Ископаемые гоминиды и происхождение человека, 1966); «Следы нескольких ран, нанесенных острыми каменными орудиями, были обнаружены на черепе из Эрингсдорф. Он был вскрыт для извлечения мозга» (Keith А. New Discoveries Relating to the Antiquity of Man, 1931); «Вскрыт для извлечения мозга один из черепов из Сак- копасторе» (Leakey L Adam's Ancestors, 1953); «Повреждены тяжелыми ударами орудий и вскрыты для извлечения мозга и все остальные черепа явантропов» (Koenigswald G. A Review of the Stratigraphy of Java and its Relations to Early Man, 1937); «Почти все черепа синантропов носят несомненные признаки насильственной смерти. Основы черепов разрушены для извлечения мозга. Для извлечения костного мозга расколоты вдоль кости скелетов» (Weidenreich F. Some Problems Dealing with Ancient Man, 1948) et cetera.
Проф. Ю. Семенов в своем труде «Как возникло человечество» (1966), анализируя стиль расположения и состояния костных останков ранних homo в различных раскопах, меланхолично предполагает, что «каннибализм носил преимущественно внутристадный характер», т. е. что «причиной насильственной смерти... палеоантропов были не столько стычки между (их) стадами, сколько конфликты внутри стада».
Подчеркнутая безоценочность каннибализма как бытовой нормы, разумеется, очень академична, но она уводит от понимания ряда любопытных фактов, в частности, от возможной разгадки малочисленности и небольшой распространенности стай homo в эпоху палеолита. Учитывая агрессивность homo, всеядность, редкую адаптативность, почти постоянную готовность их самок к спариванию и исключительную похотливость самцов, популяция к началу неолита должна была бы насчитывать не 500 тыс. особей (примерно), а неизмеримо больше. Однако за миллионы лет она увеличилась весьма незначительно, если учесть, что «исходная численность человеческой популяции в области “колыбели” предположительно равнялась 10-20 тыс. особей» (Алексеев В. Расселение и численность древнейшего человечества, 1997). David Р. Clark в исследовании «Germs, Genes & Civilization» (2010) справедливо указывает на то, что «поедая другого человека, вы с гораздо большей вероятностью подцепите какую-нибудь неприятную инфекцию, чем при поедании баранины. Среди животных каннибализм встречается довольно редко, и частично причина заключается именно в этом: гораздо легче заразиться болезнями близкородственного вида, чем теми, которыми заражены отдаленные виды животных».