Выбрать главу

Горацио Мэгун (1907-1991) сравнил неспецифическую ретику­лярную формацию ствола головного мозга — с колесом, а восходя­щие и нисходящие от нее функции — со спицами. Сравнение недур­ное (более того, ставшее классическим), но аналогия предполагает несвойственную кортикопетальным и кортикофугальным связям прямоту и механистичность.

Necessario notare, что задолго до Г. Мэгуна и У. Пенфилда, в 1891 году, И. М. Сеченов в своем цикле лекций «Физиология нервных центров» нарисовал «общую схему радиальных связей между мозговой ко­рой и низлежащими центрами» именно в виде «колеса» со спицами, в котором из области ретикулярной формации восходят «лучи», или «спицы», к разным зонам коры (Сеченов И. М. Избранные произведения, 1956. Т. 2. С. 806).

«Воля» ретикулярной формации каудально воздействует на спинной мозг, где регулирует практически всю активность, от поз до движений. Эта же «воля» вентрально и рострально направлена на гипоталамические и гипофизарные механизмы, в ведении кото­рых находятся висцеральные и эндокринные функции. Воздействи­ем вверх она мобилизует лимбическую систему, «производящую» эмоции, а еще выше и дорсальнее — таламус, базальные ганглии и кору больших полушарий, которые обслуживают все высшие сенсо-моторные и мыслительные процессы.

Все эти события единовременны и симфонизированы меж со­бой, что подразумевает если и не прямое управление, то в извест­ном смысле этого слова — режиссуру.

Режиссер здесь так же не очевиден, как и любой другой режис­сер во время сценического действа.

Есть все основания предполагать, что имя этого режиссера моз­га — ретикулярная формация ствола.

Впрочем, стоит помнить, что помимо ретикулярной формации в стволе локализуется пирамидный, экстрапирамидный, корково­ядерный тракты и осуществляется афферентная и эфферентная свя­зи меж мозгом и всем организмом.

Ствол — это тот древний «эпицентр мозга», то его архаическое зерно, которое и вырастило из себя многочисленные «подручные» церебральные структуры, ставшие его инструментами и аксессуа­рами, по мере того как усложнялся организм и управление им.

Repeto, большая часть того, чем так архитектурно богат мозг — это лишь усовершенствования, приспособления для обеспечения тех сложных функций, потребность в которых продиктовал есте­ственный отбор.

Самым, fortasse, сильным доводом в пользу базирования созна­ния именно в стволе головного мозга все же будет довод о неизбеж­ности сознания для всякого живого существа, вне зависимости от сложности или простоты его ЦНС.

Достаточно сопоставить truncus encephali головного мозга чело­века с любым мозгом рыбы, птицы, амфибии, рептилии или мелко­го лиссэнцефального млекопитающего, чтобы убедиться не просто в функциональной и морфологической сходности, а в однородно­сти. Я понимаю, что это locus communis, но в данном случае напоми­нание о нем, как мне кажется, уместно.

Вообще, ствол мозга человека, во всем его анатомическом вели­колепии, но и во всем его подобии мозгу стерляди, хамелеона или кролика — это лучшая пощечина «исключительности» homo.

Данная тема, ceterum, имеет ряд прекрасных разработок, избав­ляющих меня от необходимости ее разворачивать во всей красе.

Современный эволюционизм сумел прочертить почти понятный путь от 3-4 ростральных слившихся ганглиев первых беспозвоноч­ных до неокортекса высших млекопитающих.

(Некоторые неясности этих процессов, в частности, принцип и механизм начальной цефализации позвоночных, — я постараюсь объяснить чуть позже, когда в этом возникнет настоятельная необ­ходимость при рассмотрении этапности развития разума.)

А сейчас мы, напоминаю, рассматриваем лишь возможную связь ствола мозга и сознания.

Ergo.

Есть запущенный взаимодействием законов природы меха­низм ароморфоза и эволюции, пред лицом которого равно все жи­вое и который вкладывает одинаковую страсть как в развитие Раѵо cristatus (павлина), так и в развитие homo, аллигатора или микрохи- роптеры.

Механизм неостановим, цель его неведома.

Слова-игрушки из лексикона homo, типа «совершенство» или «венец творения», для него значат не больше, чем уханье совы или треск сверчковых подкрылков.

Никаких любимчиков у эволюции нет.

(Ad verbum, если уж и искать «любимчиков», то это точно будет не homo. Его характеризует полное отсутствие генетически закреплен­ных, чрезвычайных или просто сложных умений, которые являются если и не мандатом на выживание, то серьезным эволюционным бо­нусом.

Паук, к примеру, через свой геном получает закрепленные и безупреч­но передающиеся представления о сверхсложном инженерном дей­ствии — плетении паутины. Более того, он получает и физиологический аппарат, позволяющий претворить это умение в реальный инстру­мент выживания. Птицы — имеют бионавигационные возможности; змеи — инфракрасное видение; летучие мыши, киты, дельфины — эхолокацию; улитки, черви, моллюски — магнитную чувствительность; некоторые грибы, бактерии, светлячки, медузы и каракатицы — био- люминисценцию; бобры, кроты, ткачики, атласные шалашики, терми­ты — строительные навыки; лягушки, змеи, ящерицы, медведи, сусли­ки, ежи — сознательную регуляцию обмена веществ до почти полного прекращения, амфибии — регенерацию конечностей et cetera.)

Понятие «совершенство» в свете эволюционной логики — аб­солютная нелепость, не имеющая никакого отношения к вопросу и никак не характеризующая ситуацию.

Сложность аксессуаров и подручных структур, которые вынуж­ден был разрастить вокруг себя ствол мозга homo, говорит не о «со­вершенстве» этого мозга, а лишь о своеобразии вида homo, который нуждается во множестве анатомических и физиологических атрибу­тов, без которых его выживание было невозможно.

А уж структурное и морфологическое богатство мозга стало след­ствием необходимости управления этими сложными атрибутами.

Возникает естественный вопрос: в чем заключаются отличия меж сознанием человека и других животных?

Сейчас некоторым условным различием является лишь номини- рованность сознаваемой действительности, способность давать ей имена, определения, «сшивать» все это в некие картины и использо­вать как сырье для мышления 40 .

Но эта особенность — явление недавнее, очень зыбкое, физио­логически не закрепляющееся и крепко увязанное с искусственны­ми процессами речи, мышления и интеллекта.