Выбрать главу

Но... «умозрительное» наблюдение за процессами в собствен­ном мозге — недоступно homo ни в каком возрасте.

Эволюцией и цереброгенезом тут крепко установлено нечто вроде «ventilii reciproci»: мозг пользуется сознанием, но сознание лишено возможности наблюдать за мозгом.

В роли этого «ventilii reciproci» выступает, как это ни печально, общая биологическая примитивность функции сознания, сама его конструкция, в силу которой сознанием восприняты могут быть только «грубые» или «среднегрубые» (по меркам биологии) раздра­жители и впечатления.

Но вернемся к означенному нами «рубежу».

Secundum naturam, этот «рубеж» предельно условен, идеально точный момент «включения» сознания как был, так и остается ultra limites factorum.

Более того, есть некоторые основания предполагать, что это происходит значительно раньше восемнадцатых суток, и не мето­дом «включения», а через медленное, постепенное «разгорание», возрастающее по мере того, как рецепторика набирает силу.

Punctum pronumerandi этого «разгорания» очень дискутивна, особенно после появления теории Ч. Шеррингтона, которую он ску­по изложил в «Mart on his Nature» (1941): «Если я не способен рас­познать сознание в одноклеточном организме, то это не значит, что его там нет. В самом деле, если сознание появляется в развивающей­ся соме, то это равносильно тому, что оно потенциально существует в яйцеклетке (и сперматозоиде), из которых происходит сома».

Дискутирование «шеррингтоновской идеи» чревато «уводом» темы в малоисследованные теоретические глубины эмбрио- и ней­рогенеза, а для решения нашего вопроса принципиального значе­ния не имеет.

Для сохранения жесткости общей конструкции гипотезы, про­дуктивнее согласиться на «формальный рубеж» (XVIII суток) или, что еще благоразумнее, признать в данном вопросе наличие «неизвест­ности».

Opportune, эта неизвестность сосуществует в паре с другой важ­ной неизвестностью эмбриогенеза и отчасти взаимоувязана с нею.

Рассмотрим эту вторую неизвестность:

Первые восемнадцать суток, до образования нейромезенхимы, до возникновения ЦНС, до ее созидательной роли и ее всемогущих потребностей, как были, так и остаются абсолютной lacuna nigra.

Функции ДНК уже завершены (пакет с «проектом организма» пе­редан, вручен и принят), а ЦНС еще не существует в ее морфологи­ческом определении (т.е. не существует почти никак).

ДНК не годится даже на временную роль строителя организ­ма, поскольку многомерное клеточное строение, по сути, не может быть регулируемо в пространстве и времени ни одним из геномов, ни их аккордным усилием.

Все, что нам достоверно известно о геноме на данный момент, свидетельствует о принципиально пассивной, строго информаци­онной роли ДНК и о неспособности одномерной микроскопической цепочки генетической информации координировать многомерное и коллективное взаимодействие миллиардов клеток.

Иными словами, с момента зарождения новой биологической жизни до момента возникновения той системы, которая единствен­ная подходит для роли хозяина, дирижера и строителя, проходит почти восемнадцать суток. Тем не менее клеточное строение, ини­циатор и автор которого неизвестен, происходит. И происходит без­упречно. (Et integre evenit.)

Академические нейроанатомия и нейрофизиология восприни­мают эту загадку крайне болезненно и формулируют ее следующим образом: «Надо помнить, что между линейной структурой ДНК и трехмерной морфологией организма лежит ничем не заполненная пропасть. Пока мы не знаем, по каким законам возникает, наследуется и воспроизводится форма организма... В линейной структуре ДНК нет трехмерного гомункулюса, который мог бы быть образцом для копирования» ( Савельев, проф. Стадии эмбрионального развития мозга человека, 2002).

Действительно, внятных объяснений не существует. Большинство нейроанатомов довольствуются очень условной гипотезой влияния ранней первичной полоски на морфогенез, что не слишком убедительно, так как и зародышевый диск, и трофо- бласт, и трофобластические лакуны, и желточный мешочек появ­ляются на VII—IX сутки, а ранняя первичная полоска — лишь на XIII. Причем эта гипотеза остается строго «лабораторно-устной», и, на­сколько я помню, она даже не воплощалась ни в каких серьезных или академических исследованиях.

Декларативные «генетические» трактовки этой загадки суще­ствуют, но они имеют тот маленький недостаток, что пока удовлет­воряют только самих генетиков 42 .

Они различны, но их роднит меж собой многозначительность и характерная для генетики тенденция трансформации неизвестно­го в непонятное. (Непонятность, как признак глубокой научности, впрочем, широко практиковалась еще медиками из комедий Мо­льера, так что и тут за генетикой далеко не первое слово.)

Здесь я имею в виду, в частности, «теорию гомеотических генов». Со­гласно этой версии, «гомеотические гены являются управляющими генами, которые контролируют и координируют экспрессию групп других генов и, таким образом, определяют формирование раз­личных частей тела» (Nicholls J. G., Martin А. /?., Wallace В. G., Fuchs Р. А. From Neuron to Brain, 2006). (Magno negotio est cogitare plus exemplum absolutum candidae imargumentalisque declarationis.)

Ceterum, факт остается фактом. Первые восемнадцать суток мор­фогенеза (т.е. семь стадий развития по коллекции института Карнеги) непонятно кем и чем инициируются. Сила, осуществляющая первона­чально клеточное строение и в нем лично заинтересованная, неведома.

Точное время «включения» или «разгорания» сознания находит­ся в настолько тесной и понятной связи с этой загадкой, что до ее решения — о нем бесполезно даже и гадать.

Repeto, догадок по этому поводу много, но они не имеют боль­шой ценности. Нам же, для того чтобы исследовать нормальное со­стояние взрослеющего и взрослого мозга, придется через эту за­гадку перешагнуть, оставив следующим поколениям возможность прекрасного открытия.

Necessario notare, что то, что я написал выше о «кривой прозрач­ной фигурке с хвостиком», в полной мере относится не только к Ле­ониду I или Эйнштейну, но и к тем людям, что на протяжении двух миллионов лет не могли научиться бить камнем по камню так, что­бы в результате получилась реально режущая грань.

К тем людям, что без колебаний мозжили палкой головы своим и чу­жим детям в голодный день или, рыча, дрались за протухшую падаль.

Тем не менее всесилие мозга и тогда было абсолютным, ибо и мозг питекантропов легко решал задачу, в миллионы раз сложнее теории квантовой механики или чертежей Шартрского собора.

Легко и неизменно мозг homo erectus (как, впрочем, и мозг australopithecus, ramapithecus, paranthropus et cetera) решал зада­чу построения большого и невероятно сложного организма, руко­водя творением ста триллионов клеток непосредственно самого организма, управляя их сверхсложной жизнью да и еще двумястами триллионами различных микробов, сосуществующих с организмом.