Выбрать главу

Можно поспорить с правомочностью применения этого терми­на к триллионам организмов, часть из которых менее всего ассоци­ируется с понятием «личность» в любом смысле этого слова; но сам факт существования жизни, основанный на сверхточных внутриви­довых и межвидовых взаимодействиях, является лучшим подтверж­дением того, что мозг, ЦНС или даже архипростейшая НС каждого существа — генерирует эту самоидентификацию каждого существа во всей полноте и немыслимой безошибочности.

Чтобы оценить первоочередность и важность этого явления, до­статочно представить себе следствия его утраты, т.е. ситуацию, при которой все — от слона до бактерии — теряют нейрофизиологиче­ское «знание» того, кем они являются. Хотя бы на несколько секунд. Scilicet, вместе с утратой самоидентификации обрушиваются моде­ли поведения, рефлексы, врожденное поведение, инстинкты, пище­вые цепочки, половые процессы.

Один из великих движителей поведения — justa agressio (агрес­сия самозаявления) — теряет свои компоненты и провоцирует пол­ностью (или частично) ложное, неадекватное поведение.

(Последствия таких обрушений предсказать трудно, так как у нас нет никакого опыта понимания последствий приостановки ароморфоза и эволюции. Даже предположения тут невозможны, так как основать их решительно не на чем.)

Puto, что нейрофизиологическая природа «личности» примерно идентична у всех млекопитающих и птиц. (Подчеркиваю, я говорю в данном случае о природе и происхождении, но никак не о прояв­лениях рассматриваемого свойства.)

Нет никаких оснований предполагать, что, к примеру, «лич­ность» летучей мыши ( Microchiroptera ) имеет иное происхождение или иную природу, чем «личность» Эйнштейна.

Доказательством этого лишь на первый взгляд парадоксального утверждения является тот факт, что обычная летучая мышь нужда­ется в предельно точной, строго индивидуальной самоидентифика­ции отнюдь не меньше, чем самый гениальный физик-теоретик.

Opportune, даже, возможно, и больше, чем он.

Почти любой homo существует в системах внутривидовых игр, основанных прежде всего на различии участвующих в них особей.

Для облегчения этих различий служат личные и родовые име­на, метрики, расы, язык, письменность, титулы, мышление, науч­ные степени, религии и другая внешняя атрибутика, декорирующая «личность» и создающая прочную, постоянную и многообразную систему напоминаний о ее особенностях как другим homo, так и ее «обладателю».

Это в большей степени касается вторичной «социальной лично­сти», чем «личности биологической», но косвенно поддерживает и последнюю. (Тут необходимо понимать, что никакого принципи­ального разделения этих двух личностей не существует. Социаль­ная persona — это лишь причудливые «отростки» личности биоло­гической, ее реакция на усложнение среды, не более. Раздражения этих отростков, совершаемые «колебанием» любого атрибута из бо­гатого списка, приведенного выше, безусловно, передаются и пер­вичной, биологической личности.)

Microchiroptera, лишенная большей части этих вспомогательных средств, предоставлена лишь сама себе, т.е. возможностям своего небольшого л иссэнцефального мозга а (0,8 г) и достаточно скромно­му набору аксессуаров своей социальной личности.

Естественно, у любой микрохироптеры тоже есть некая «соци­альная persona», т.к. у нее существуют взаимоотношения с другими особями своего вида, но по «богатству» поведенческого и иного де­кора она не идет, разумеется, ни в какое сравнение с подобным ка­чеством homo и других крупных животных.

Necessario notare, что даже значительные деформации «отрост­ков», т.е. социальной личности, могут и не привести к фатальным последствиям для ее «обладателя».

Но вот мельчайшие, ничтожнейшие сбои в системе «биологиче­ской личности» сразу хоронят и социальную личность, и, чаще все­го, само существо, в котором произошел этот нейрофизиологиче­ский «сбой».

Explico.

(Лучше это пояснение, все же, сделать на примере мыши, а не Эйнштейна, а уж «пересчет» на физика каждый может сде­лать сам.)

Предположим, в результате некоего нейрофизиологического «сбоя» отключается генерация «биологической личности», и наша Microchiroptera теряет способность к самоидентификации, т.е. пере­стает себя «воспринимать» как летучую мышь.

У нее ломается ее строго индивидуальная модель поведения, основанная на том, что она — летучая мышь, более того, летучая мышь, имеющая строго определенные половые, возрастные, раз­мерные и пр. параметры.

Существо теряет связь с самим собой, перестает оценивать свои возможности, осознавать опасности.

Некие рефлексы хаотично вырабатываются, но это уже не реф­лексы летучей мыши.

а Лиссэнцефальный мозг — гладкий мозг, лишенный извилин и борозд. Син. агирия. — Прим. ред.

Утрачивается безошибочность в выборе пищи, полового партне­ра, размеров укрытия, траектории и высоты полета, в оценке соб­ственных возможностей при контакте с хищником et cetera.

Результат, я полагаю, понятен, и описывать его нет необходимо­сти.

Atque даже не требуется некое анекдотическое глобальное «по­мрачение», в результате которого потерявшая самоидентифика­цию летучая мышь заимствует модель поведения и рефлекторику, к примеру, ослика ( Asinus ) или анатомически подобного ей крылана (Pteropodidae), или и вовсе неведомого на Земле существа, или «сме­шивает» вообще все существующие модели или их часть.

Какая-то модель поведения все равно неизбежна для любого ор­ганизма. Всякие, даже алогичные движения, неадекватные рефлек­сы, ненужные звуки и контакты, проявления абсурдной агрессии или нелепого подчинения — это все равно «модель поведения». Ее несоответствие среде, ее дикость, неуместность и гибельность — это второй и в данном случае малосущественный вопрос.

Ceterum, для фатального исхода даже не требуется таких гло­бальных метаморфоз.

Вполне достаточно самых ничтожных изменений «биологиче­ской личности». (Утрата «осознания» возрастных, половых, размер­ных, пищевых или иных любых параметров.)

Только у совсем поздних homo, в течение ничтожно короткого отрезка времени (лишь с XVIII столетия), разрушение биологиче­ской личности не приводило к быстрой смерти.

Их выживаемость была обеспечена той ценностью, которую они представляли как объект научного наблюдения и развлечений пуб­лики, охотно экскурсировавшей по «бедламам» ради созерцания пикантных сцен из «жизни сумасшедших» 43 .