Выбрать главу

Сознание мауглеоида и homo erectus строго сиюминутно, причем у этой сиюминутности нет ни начала, ни продолжения. Зрительные и иные ассоциации, разумеется, возможны, но они имеют стихийно­хаотичную структуру и плохо управляемы, так как отсутствует их классификатор в виде тех «меток», или номинаций, которые могли бы позволить ими пользоваться (управлять).

Как видим, разница продуктов возбуждения коры, конечно, не огромна, но любопытна.

Даже не признавая за интеллектом никакого особого эволюци­онного значения, даже понимая, что это лишь некая «погремуш­ка мозга», побочный эффект возбуждения коры, nihilominus, мы вынуждены констатировать наличие неявного фактора, который и определяет его наличие или отсутствие.

(Ad verbum, я выбрал для примера Эйнштейна исключительно по со­поставимости массы его мозга с типовой массой мозга палеоантропа (1222 г) и средними значениями обследованных «мауглеоидов». Масса не имеет почти никакого значения, но в данном случае это просто вы­полнение правил подобных экспериментов.)

Какие физиологические процессы могут быть в основе этой раз­ницы? Если исходить из догм, то разница «продукта» должна быть обусловлена разницей стуктур или процессов. Понятно, что в на­шем случае говорить о «разнице» невозможно, следовательно, оста­ются «различия».

Поищем их физиологическое обоснование. Круг поисков не­велик.

Первый претендент на обеспечение этого различия — интенсив­ность иррадиации возбуждения-торможения.

У иррадиации есть прекрасное, четкое определение, данное ей И. П. Павловым : «Раздражение, пришедшее в большие полушария, сначала разливается, иррадиирует, а затем собирается, концентри­руется». Интенсивность иррадиации может зависеть от силы акти­вации (возбуждения) и от особых свойств клеток.

Но по условиям нашего эксперимента, сила возбуждения (по крайней мере формальная) одинакова.

Тогда посмотрим клетки.

Опять-таки, обратившись к догматике, мы можем выяснить, что в определенных клетках нервной системы может быть несколь­ко ядер, и что размеры ядрышек в этих ядрах могут увеличиваться и уменьшаться под воздействием внешних факторов. Об этом сви­детельствуют апологеты радикального академизма: Ж. Эдштром,

С. Блинков, И. Гайворонский, И. Глезер, О. Фогт et cetera.

Но тот же И. Гайворонский говорит лишь о клетках вегетатив­ной НС, что особо и подчеркивает: «В нервных клетках вегетатив­ной нервной системы может встречаться по 2-3 ядра. Количество ядрышек в ядре также составляет от одного до трех. Увеличение чис­ла ядрышек и их объема свидетельствует об усилении функциональ­ной активной нейрона» ( Проф. И. Гайворонский, 2007).

Говоря о клеточных метаморфозах, С. Блинков и И. Глезер под­черкивают, что речь идетлишь о строго моторных клетках. «Ядрыш­ко в моторных клетках заметно увеличивается в зависимости от функ­циональной двигательной нагрузки. Увеличение размера ядрышка нервных клеток продолжается до второй половины жизни человека (30 лет)» ( Блинков С, Глезер И., 1964 по данным Edstrom J., 1957).

По данным О. Фогт, Ц. Фогт, «с началом старения организма ядрышко постепенно уменьшается и даже может совершенно исчез­нуть» (Vogt О., Vogt С, иссл. 1945-1947 ).

В противовес этим академическим догмам есть столь же ака­демическое мнение творца нейронной теории Сантьяго Рамон- и-Кахаля (1852-1934), которое отчасти конфликтует с вышепри­веденными утверждениями: «На основании многочисленных сравнительных исследований утверждается, что размер тела нерв­ной клетки и диаметр аксона не связаны с физиологической спе­циализацией, а пропорциональны богатству и распространению концевых разветвлений, и следовательно, обилию и многообра­зию связей» ( Кахаль С. Р. Общие рассуждения о морфологии нерв­ной клетки, 1894).

Ceterum, как и полагается гению, в 1904 году Кахаль с легкостью опровергает себя самого, догматизировав в основном труде своей жизни следующее: «Это и многие другие факты учат нас, что мор­фология нервных клеток управляется не имманентными (внутрен­не присущими) и фатальными (неизбежными) факторами, переда­ющимися по наследству, как считали некоторые авторы, а зависит полностью от текущих физических и химических условий окружа­ющей среды» ( Caja I Santiago Ramon у. Textura del Sistema Nervioso del Hombre у de Los Vertebrados, 1904).

За последнее время ни ревизии, ни примирения всех этих в выс­шей степени противоречивых догм не произошло.

Наступило время лаконичных обтекаемых формулировок, ав­торы которых уклоняются от оценки возможности увеличения- уменьшения нейроцитов, их деления, их зависимости от любых факторов, ограничиваясь крайне корректным и почти ничего не означающим заявлением: «Нейроны отличаются от большинства клеток еще и тем, что за небольшим исключением, не могут делить­ся» ( Nicholls J. G., Martin А. /?., Wallace В. G., Fuchs R A. From Neuron to Brain, 2006).

(Под «небольшим исключением», вероятно, имеются в виду по­стоянно обновляющиеся нейроны гиппокампа и обонятельной лу­ковицы (J. Altman, 1965;D. R. Kornack, 1999).

Таким образом, мы видим, что практически все школы оставляют за размерами и объемом нейронов право на некоторую неопреде­ленную вариативность. Минимальную или вовсе ничтожную.

Это и нам дает право усреднить объемы нейронов, допустив, что коль скоро возможна вариативность в сторону увеличения под вли­янием «физических или химических условий», также она возможна и в сторону уменьшения.

Итогом все равно будет признание малой существенности фак­тора вариативности нейронов в «иррадиационном вопросе».

Возможно, я не учел всего, и некоторое влияние фактора объема отдельных нейронов все же существует. Но оно гарантированно не может быть глобальным.