Выбрать главу

Даже в этой краткой цитате легко заметить понимание Г. Ше­пердом неизбежности наличия центральной интегрирующей структуры мозга (у Г. Шеперда — «структур»). Специфичность школы, к которой принадлежал Г. Шеперд (а он был не нейрофи­зиологом, а нейробиологом), провоцировала поиск этой «цен­тральной структуры» не в функциях древнейших формаций моз­га, а исключительно в действиях нейроэндокринных механизмов этих формаций.

Свои взгляды Г Шеперд базировал на исследовании аденогипофиза Дж. Харриса «Нервная регуляция гипофиза» (1955), на работах по ней­роэндокринным клеткам гипоталамуса Л. Рено (Renaud L, 1977) и на изысканиях X. Костерлица и Р. Хьюза (1975) в области эндорфинов и эн кефали нов.

Necessario notare, что «нейроэндокринная версия» как гипотеза так и не состоялась. Экспериментальные, да и теоретические изы­скания не позволили (в результате) хоть как-то соотнести наличие «центральных систем» с ролью эндорфинов, энкефалинов, гамма- аминомасляной кислоты, серотонина et cetera.

(При этом, естественно, остается несомненной важность влияния се- ротонинергической, норадренергической и других нейроэндокрин­ных систем на общую работу мозга.)

Этот пример я привел исключительно в качестве иллюстрации того, что вне зависимости от принадлежности к той или иной школе нейро­физиологии при понимании основных принципов работы и истории развития мозга поиск интегрирующей его силы неизбежен.

Для нас, в нашем исследовании, не является принципиально важ­ным, где именно (или в чем именно), в структурах, процессах, пепти­дах, гормонах, кислотах et cetera, концентрируется и «обитает» это интегрирующее начало. Позволим себе еще более «еретическое» утверждение: даже если будущие открытия «переместят» центрэн­цефалическое начало из ретикулярной формации, exempli causa, в базальные ганглии или в механизм влияния глицина, по сути ис­следуемого нами вопроса ничего не изменится.

Для нас важен лишь момент признания наличия такого начала, а уж с дислокацией и принципом проявления пусть разбираются буду­щие поколения нейрофизиологов, если сомнения в верности ретику­лярной теории станут обоснованными и обретут доказательную базу. (Тема нашего исследования позволяет работать в первую очередь с принципами, а не только с терминами и механизмами.)

Ergo, пока для такого «перемещения» нет никаких оснований, мы оставляем в качестве основного инструмента теорию Пенфилда и пользуемся принятой в ней терминологией.

Если из мира терминов нейрофизиологии вновь переместиться в область приблизительных понятий, то именно к этому «централь­ному координирующему и интегрирующему механизму мозга» вполне может быть применимо несколько размытое понятие «личность».

(Я употребляю его исключительно для того, чтобы не обращаться по­стоянно к прекрасной, но очень яркой формулировке Шеррингтона —

«биологическая индивидуальность».)

В прошлой главе «личность» рассматривалась нами исключи­тельно как неизбежная потребность и способность биологическо­го существа самоидентифицироваться и выстроить свое поведение в мире в соответствии с этой самоидентификацией.

Сейчас, вероятно, придется согласиться с тем, что ее реальные функции значительно объемнее и шире, чем простое «самосозна­ние», что «persona» — это функция столь древняя, всевластная, глобальная и первоочередная, что все происходящее в головном мозге свершается для нее и во имя нее, а она использует струк­туры мозга как инструменты, чтобы определять судьбу организма и его роль.

Тут, конечно, настораживает почти неуловимый, но все же присут­ствующий «душок сверхъестественности». Впрочем, «душок» легко «отбить», просто признав размытое понятие «persona» литературно­бытовым псевдонимом нейрофизиологического термина — formatio reticularis. Данная гипотеза может считаться естественным логическим продолжением всех представлений о ретикулярной формации, но она не согласуется стеорией А. Уорда, «разместившего» «личность» в 24-ом поле, а это уже лимбическая система (Ward A. The Cingular Gyrus: Area 24, 1948), и с представлениями Папеца, по которым «личность и эмоции» локализованы в третьем желудочке ( PapezJ . A Proposed Mechanism of

Emotion, 1937). Это противоречие не может считаться решающим фак­тором, но упоминания, без сомнения, достойно.

Этот вывод создает иллюзию «открытия огромных перспектив постижения природы человека через эволюционную историю моз­га», но, увы, это перспективы, преимущественно, для догадок, мало уместных в данном исследовании. Более того, «природа homo», не имеющая никаких принципиальных отличий от природы любого другого животного, никак не может рассчитывать на особое место в этой истории.

Единственное, о чем можно говорить с уверенностью, так это о том, что «управление» демонстрирует жесткую зависимость от дан­ных сознания и результатов «адресации» к гиппокампальной базе; так как вся последовательность поведенческих актов, автором кото­рых, вероятно, является т.н. личность, глубоко и прочно адаптирова­на к той реальности, в которой она находится в настоящую минуту.

Глубокая архаичность «личности», ее возраст, насчитывающий как минимум 500 миллионов лет, сегодня порождает отнюдь не но­соглоточный рев и щелканье челюстями, а удивительную точность адаптации, адекватность предложенным условиям среды и прави­лам всевозможных межличностных или социальных игр.

(Как мы знаем, «игры» «живут» только в очень узком диапазоне осо­бых искусственных обстоятельств, а при их разрушении или повреж­дении — изменяются, нарушаются или вообще аннулируются. Важным фактором является и постоянная потребность всякой «личности» в на­рушении правил этих игр. Потребность обусловлена перманентным противоречием правил и агрессий, но это отдельный разговор, опять- таки находящийся вне темы данного исследования.)

Примечательна равнозначность, с которой «личность» на протя­жении этих 500 миллионов лет моделирует любое адекватное пове­дение, без различий его отношения к «добру» или «злу», тем самым категорично выводя эти категории за пределы хоть сколько-нибудь существенных факторов развития жизни.

Было бы нелогично предположить, что сама сущность биологи­ческой «личности» могла претерпеть какие-либо серьезные изме­нения со времен палеозоя, когда началось отчетливое и массовое оформление организмов в «сложноповеденческие» виды; когда все существенные факторы уже «вложились» в ее формирование и, по всей вероятности, его завершили.

Explico.

Под существенными факторами следует понимать происшедшее в кембрийский период (545-490 млн лет назад) появление праобра­за зубов и зарождение обоняния, зрения и слуха.