Выбрать главу

Примечательно, что Фултон говорит как раз о той области (чуть кпереди от гипоталамуса, а это место дислокации переднего гипо­таламического ядра nucleus hypothalamicus anterior и медиально­го предоптического ядра), которую еще Е. Malone (1910), J. Dejerine (1901), J. Lenhossek (1858) относили к верхней границе ретикуляр­ной формации. W. Dauber (2006) полагает, что nucleus hypothalamicus anterior «действует как участок переключения между зонами коры, средним мозгом и ядрами гипоталамуса».

Чуть позже многочисленные исследования G. Austin и Н. Jasper (1950); £ Grastian, К. Lissak и J. Szabo (1955); A. Brodal (1957); J. Murphy и E.Gellhorn (1945) подтвердили зависимость реакций торможения- возбуждения от ядер ретикулярной формации, дислоцирующихся в районе гипоталамуса (как впрочем и от иных частей formatio reti­cularis). Один из самых любопытных экспериментов был проведен

К. Лишаком: раздражением area preoptica гипоталамуса было вызва­но т.н. оптическое прилипание, т.е. состояние, при котором животное не могло «оторвать взгляд» от предмета, попавшего в поле его зре­ния, что является, вероятно, классическим образчиком торможения сразу нескольких отделов нервной системы (ЛишакК. Новые экспери­ментальные аспекты в исследовании диэнцефалических механизмов и процессов ВНД //Журн. ВНД, 1955. №5).

Еще ближе к понятному физиологическому объяснению «про­клятого вопроса» подошли Г. Мэгун и Р. Райне.

В 1948 году, раздражая электродами медиальную часть ретику­лярной формации, они наблюдали отчетливое торможение «корти- кально вызванных мышечных ответов». Это торможение возникало мгновенно и столь же мгновенно прекращалось при прекращении раздражения. На первый взгляд это было простым усовершенство­ванием «соляных опытов» Сеченова. Но только на первый взгляд.

Из описания эксперимента явствует, что минимизацией тока была достигнута предельная мягкость воздействия; а возможность миллиметрового продвижения электродиков латеральнее или вен- тральнее — позволяли, при их ничтожных смещениях, получать и диаметрально противоположные результаты.

Exempli causa, легкое раздражение участков ретикулярной фор­мации ствола мозга, расположенных латеральнее и кпереди от «точ­ки торможения», вызвало, напротив, резкое усиление моторики, что можно трактовать и как усугубление возбуждения ( Magoun G., Rhines R. Spastisity. The Stretch Reflex and Extrapyramidal Systems, 1948).

Целая серия экспериментов подобного рода в 1955 году позво­лила Б. Джернарду {В. Gernard) и Ц. Тулину (С. Thulin) обобщить дан­ные в своей работе «Reciprocal Effects upon Spinal Motoneurons from Stimulation of Bulbar Reticular Formation» (J. Neurophisiol., 1955. Vol. 18). В ней обстоятельно и без всякого лишнего пафоса авторам удает­ся доказать сверхтесное соседство возбуждающих и тормозящих участков в ретикулярной формации, создав некую по крайней мере иллюзию ответа на «проклятый вопрос».

Necessario notare, что ни одна из версий природы торможения не является абсолютной, в том числе (несмотря на все ее изящество) и приведенная выше «ретикулярная гипотеза».

Говорить с полной уверенностью о том, что среди перечислен­ных Д. Бакстером или иными исследователями ядер ретикулярной формации есть ядра, ответственные за «возбуждение», а есть — и за «торможение», было бы излишне смелым обобщением, но и игно­рировать эксперименты Г. Мэгуна, Р. Райнса, П. Лишака, Г, Остина, Г. Джаспера, Е. Грастиана, К. Лиссака, Ж. Сцабо, А. Бродала, Ж. Мэр­фи, Е. Геллхорна, Ц. Тулина и Б. Джернарда нет никаких оснований.

Еще меньше оснований у нас игнорировать данные эволюцион­ного морфогенеза, который сам по себе есть прямое доказатель­ство наличия центрэнцефалического начала, которое изначально, с самых первично-примитивных форм, интегрирует деятельность как самого мозга, так и нервной системы в целом.

Поясняю: при отсутствии такого начала, жестко управляющего возбуждением-торможением нервной системы и централизующего ее развитие, последствия кембрийского «выхода» могли оказаться еще трагичнее и тупиковее, чем эдиакарская «благостность».

И дело даже не только в том, что умножившиеся и усилившие­ся (с развитием нервной системы) рефлексы, оставаясь хаотичными и неуправляемыми, утопили бы раннюю жизнь в крови, не оста­вив места ничему, кроме боли, смерти и страха. Это было бы еще semimalum.

На первый взгляд это обстоятельство лишь ограничило бы коли­чество видов, затормозило бы их развитие и, вероятно, крайне любо­пытным образом отразилось бы на дальнейшей стилистике земной жизни, оставив возможность существования лишь подобиям Lophius piscatorius (илл. 50), разновидностям Chaetodontidae, идиакантов, ме- лакостеусов и тем организмам, которые ныне известны как морской нетопырь, морские химеры, саблезубы et cetera. Но мир, населенный только подобиями Lophius piscatorius, находящимися в процессе по­стоянного уничтожения друг друга, — это еще идиллическая картина, романтические мечты; все бы могло быть гораздо интереснее.

Генерирующие одно лишь возбуждение, нервные системы по­служили бы основой создания для таких организмов, жизнеспособ­ность и морфологию которых представить себе крайне сложно 49 .

Это был бы некий невообразимый концентрат раздражения; весь организм подобных существ был бы приспособлен только под

Илл. 50. Морской черт (Lophius piscatorius)

обслуживание тех качеств, которые в переводе на «язык приблизи­тельных понятий» могут быть обозначены как перманентная ярость и ненависть, не знающие пределов и пауз, т.к. мы хорошо знаем основное свойство нервного импульса, сформулированное как «aut totum aut nihil».