Булгаков азартно взялся за дело, с головой ушёл в «элементарную историю». Да, это была авантюра: к 4 марта у Булгакова не было никаких историографических наработок, почти никаких знаний о реалиях школьного образования. «Объявлен конкурс на учебник по истории СССР. Миша сказал, что будет писать. Я поражаюсь ему. По-моему, это невыполнимо», – написано в дневнике Елены Сергеевны Булгаковой в тот день. Через несколько дней в «Правде» вышла передовая, в которой писателей – мастеров художественного слова – настоятельно призывали участвовать в конкурсе. В архиве Булгакова сохранилась эта газета: «Может ли быть для советского писателя, для советского художника задача, более благодарная и почетная, чем участие в создании такой книги, которая стала бы настольной книгой молодого советского поколения». В кабинете Булгакова поселились книги С.М.Соловьёва, Н.М.Карамзина, тома из словаря Брокгауза и Эфрона, старенький учебник К.В. Елпатьевского, потрёпанные издания Н.Г. Устрялова и М.К.Любавского… Булгакову помогало и общение с любимым пасынком – Сергеем Шиловским. В нём он видел адресата книги.
Но, конечно, дело не только в премии и семейных чувствах. Приступать к большой работе писатель способен только с убеждением, что эта книга необходима, что никто другой такую не напишет. «Придя ко мне вечером, одетый по-домашнему, в затрапезном лыжном костюме, столь мне памятном, мой Миша Булгаков, прикрыв дверь, спрашивал о новостях, поминутно осведомляясь: «А рядом никого нет?» В период увлечения историей, оживляясь, он рассказывал мне о том, что надумано, и говорил, что у него получится учебник, какого не было, в школе он займет место необходимейшего пособия, и о нем как о писателе станут думать наконец совсем иначе – и все тучи рассеются», – вспоминал друг Булгакова, киносценарист Сергей Ермолинский.
В двадцатые годы он вряд ли принялся бы за «Историю» – даже в погоне за сказочным гонораром. Слишком далеки от Булгакова были педологи и социологи, царившие тогда в школе. А тут снова можно было писать о прошлом в летописном духе. Не без идеологии, конечно, но без неё учебники истории не обходятся в любые времена.
Разумеется, над этой темой работал не только Булгаков. Всего в комиссию Жданова поступило 46 проектов различных авторов и авторских групп, которые были проанализированы членами комиссии и известными историками, привлеченными к этой работе. В сентябре 1936 г., находясь в отпуске в Сочи, Жданов направил членам жюри конкурса телеграмму с просьбой в сжатые сроки просмотреть и оценить представленные макеты учебников
Несколько недель из головы у него не выходили крепостники и гайдамаки, императоры и просветители – герои российской истории. Булгаков, возможно, припоминал Первую киевскую гимназию, уроки истории. Удобная была формула – «история СССР»: она давала возможность школьникам считать «своей» историю аж с первобытных времён. С них и начал Булгаков, хотя тут же принялся восстанавливать в памяти и историю 19 века – прежде всего, великих реформ.
У него, конечно, был опыт работы с историческим материалом. Первый роман Булгакова – «Белая гвардия» и «примкнувшая к нему» драма, сделавшая ему имя в театральном мире – «Дни Турбиных» – это историческое полотно, сохранившее для нас одну из граней Гражданской войны. Ну, а ещё – одним из героев Булгакова был царь Иван Васильевич – тот самый, на которого внешне походил московский управдом Бунша-Корецкий.
И Булгаков умел поглядеть на прошлое как объективный летописец. Историк и литературовед Яков Лурье писал: «Изображение эпохи Грозного в «Иване Васильевиче» было однозначным и весьма выразительным. Изображенный в пьесе опричный террор, не только страшный, но и чудовищно-абсурдный, мог вызвать весьма неприятные ассоциации». Кажется, это поспешная оценка. Ведь Иван Васильевич у Булгакова – фигура обаятельная, широкая натура, щедрая душа. Пожалуй, главный юмористический аттракцион комедии в том, что по сравнению с царём современный (по тем временам) управдом – мелкий человечек. В этом – сатирическая острота. А с каким вкусом Булгаков и его герои цитировали исторический баллады Алексея Толстого:
Машину времени Булгаков косвенно воспроизводит и в романе «Мастер и Маргарита», где, как известно, воссоздаётся история времён Понтия Пилата. Сюжеты его оперных либретто «Минин и Пожарский», «Петр Великий», «Черное море» (о Гражданской войне) – тоже отчасти «история СССР». Работая над «Бегом», расстилал перед собою подлинные карты боев в Крыму и на Кубани, по-настоящему вживался в эпоху, будь она «не столь отдалённой» или древней. Но это всё художественная литература, а в марте 36-го Булгакову пришлось стать форменным историком.