— Пудреница! — недоверчиво спросил Ирка.
Трр-ррр!
Петронил чуть не выпустил ее из рук. Она действительно звонила!
Робинзон взял коробочку, повертел ее и нажал маленький выступ сбоку. Крышка отскочила, под ней ребята увидели еще крышку, на которой был какой-то рычажок, две крохотные разноцветные кнопочки и небольшое поперечное сечение с цифрами и еще одним миниатюрным рычажком. В центре коробочки находилось отверстие, защищенное тонкой сеточкой.
— Что это?
— Не знаю, ребята, понятия не имею… Она Веркина…
— Экспонометр? — попытался угадать Робинзон, нетерпеливо сдвигая с места рычажок.
— Не тронь, Ярка, не тронь! Ты ведь не знаешь, что это за штука, — прошипел Ирка.
Робинзон согласился, захлопнул крышечку и вернул пудреницу Петронилу, тот сунул ее в карман штанов.
— Верни Вере. Неизвестно еще, что это такое.
Мальчишки уже спускались по лестнице, как вдруг Ирка заметил, что Петронил побледнел и замер на месте.
— Ребята, она щекочется! — Зубы у него стучали, и он хватался рукой за карман. — Попробуйте сами!
Ирка взял коробочку, положил ее на руку и вдруг почувствовал, что ладонь у него начала чесаться. Казалось, будто кто-то дробненько постукивает изнутри по крышке пудреницы. Ирка передал ее Робинзону, а Робинзон заявил, что эта вибрация напоминает ему прикосновение к проводам, по которым идет очень слабый электрический ток.
— А теперь не звонит, а трещит. Что с ней? Может, сейчас взорвется?
— С какой стати Вера будет прятать у себя опасную вещь?
— Ребята, пожалуйста, остановите ее, пусть не трещит, пусть хотя бы не трещит! — в отчаянии умолял Петронил.
Робинзон решительно открыл крышку и, после непродолжительного колебания нажав зеленую кнопочку, положил пудреницу на ступеньку.
Время шло, а ребята ждали.
Потом наконец Петронил отважился и нагнулся к пудренице. И тут же глаза у него полезли на лоб и руки судорожно вцепились в край каменной ступеньки.
Он хотел что-то произнести, но это ему не удалось, и он так и замер с раскрытым ртом.
— Что случилось? — испуганно спросил Ирка.
— Ребята, — хрипло выдавил из себя Петронил, — она говорит!
Робинзон решительно открыл крышку и положил пудреницу на ступеньку.
Глава пятая,
из которой становится известно, что пудреница не только говорит, но даже свистит
Ребята наклонились к пудренице, и она вдруг заявила Петронилу:
— Не открывай!
Это было сказано тихо, но отчетливо. Насмерть перепуганный Петронил только смог пробормотать: «Я не…» — но коробка не слушала его и продолжала нести что-то непонятное.
— Я… я не знаю… — попытался выдавить из себя Петронил.
— Не трогай, не трогай! — снова цыкнула на него коробка.
И Петронил, умолкнув, бессильно развел руками.
Долго стояли мальчишки над пудреницей, не обращая внимания на идущих мимо людей, и только удивленно переглядывались. Но пудреница молчала.
— Это не радио, — отважился наконец шепнуть Робинзон. — Я сначала подумал, что это радиоприемник. Я читал, есть такие крохотные приемнички, величиной со спичечную коробку.
Снова стало тихо. Ирка о чем-то упорно размышлял. Петронил выглядел перепуганным, а мысли его витали далеко. «Радио или не радио, каким образом такая вещь могла очутиться у Веры?»
Наконец Ирка обратился к Петронилу:
— А что ты услыхал с самого начала? Ну, самое первое.
Петронил проглотил слюну и открыл рот:
— Погоди, что же это было? Кто-то сказал: «Отдай это Всеведу. Или отвези на…»
Петронил умолк и задумался. Робинзон попробовал пошутить:
— А может, Долговязому, Толстому и Остроглазому?
Но Петронил не обратил на него внимания.
— …на какую-то улицу. Начинается на «м», позабыл… Это фамилия знаменитого художника…
— Манес[2], — выпалил Ирка.
Петронил все еще вспоминал, а Ирка продолжал:
— Маржак!
— Нет, не Маржак. Я даже не знаю такого художника.
— Наверное, Манес. Ну конечно, Манес. Улица Манеса! — воскликнул Петронил. — «Отвези это на улицу Манеса!»
Ребята помолчали.
— А кто, собственно, тебе все это говорил? — спросил Ирка. — И вообще, что это? Какая-нибудь рация?
— Слушайте, — тихонько окликнул их Робинзон и присел на ступеньку.
— Там кто-то свистит, — прошептал Ирка и храбро взял пудреницу в руку. Свист вдруг резко оборвался. Ирка протянул ее Петронилу и заметил: — А свистит-то плохо, фальшивит!