Девушка прислушалась — в квартире было по-прежнему тихо, — надела жакет и решилась отодвинуть столик от двери. Она уже собиралась выйти, но спохватилась, что забыла самое главное. Подбежав к кровати, Дениза вытащила из-под матраса олеографию на картонке с изображением Пресвятой Девы Марии в голубых одеждах на фоне желтых скал. Дениза торопливо завернула ее в наволочку, зажала подмышкой и подхватила узелок.
Свет серого утра не мог разогнать тени, и квартира наводила на Денизу ужас. Она сделала глубокий вдох, как в детстве, когда прыгала в холодную воду реки Од, и шагнула в коридор. Нужно как можно скорее покинуть этот дом с привидениями. На лестнице ее одолели сомнения: где она оставила ключи — положила на каминную полку в гостиной, когда зажигала свечи, или бросила в своей комнате? Неважно, она все равно ни за что туда не вернется! Девушка хлопнула дверью, спустилась на один этаж и снова остановилась. Куда пойти? Денег от покупок осталось совсем мало: десять франков и пятьдесят су. Наверное, следовало оставить их на столике в коридоре, ведь ее могут посчитать воровкой, но мадам де Валуа еще не выдала ей жалованья, и эти деньги можно считать авансом. Нет, она больше не войдет в эту проклятую квартиру.
Дениза спускалась по ступенькам, размышляя, что ей делать дальше. У нее не было знакомых в Париже. Кто приютит ее? Внезапно она вспомнила о бывшем любовнике мадам де Валуа, очаровательном черноглазом мсье, который всегда был очень мил с Денизой и время от времени даже дарил несколько франков. Его звали Виктор Легри. В прошлом году Дениза однажды сопровождала мадам в его книжный магазин на левом берегу Сены. Как называлась та улица? Сен… там еще была больница…
Дениза спустилась в холл, и ее окликнул консьерж Ясент.
— Вы сегодня рано, мадемуазель Ле Луарн! Что-то случилось?
Она помотала головой и выбежала на бульвар, не заметив, что дверь за ее спиной приоткрылась, выпустив худощавого юношу в военном кепи и лицейском мундирчике с золотыми пуговицами.
Первые солнечные лучи проникли через купы платанов, осветив увитую плющом стойку перил. Медный отблеск жаровни напугал шустрого зверька с острой мордочкой.
— Вернитесь, мадемуазель куница, ну что вы за трусиха! Вернись, красотка, и получишь кусочек вкусной свиной кожицы! Мне ее дала мадам Валладье. Маглон — добрейшая из женщин, и в корсаже у нее кое-что имеется, несмотря на года… Не хочешь? Напрасно, победа будет за нами, трам-пам-пам!
Папаша Моску подогрел кофе и «причесался», запустив в волосы пятерню. Он прекрасно выспался, совершенно протрезвел и уже сожалел, что не прихватил бутылочку, дабы выпить за чудесное утро. Однако принцип есть принцип, и старик «угощался» только за стойкой кабачка или в компании друзей.
— Напиваться дома недостойно Антуана Жана Анисе Менаже, храбреца Моску, старого служаки и солдата наполеоновской гвардии! Я отвечаю перед родиной за жизнь моих полков. Если враг пойдет в атаку, мы нападем с фланга, трам-тарарам-там-там!
Старик обращался к голубям и вороне, которые слетелись полакомиться остатками его завтрака. Он потер затылок и продолжил:
— Башка трещит, видно, норму я вчера все-таки превысил. Ты старый пьяница, Моску, и не получишь ни капли до полудня! Ладно, пора браться за работу.
Вылив остатки кофе в жаровню, папаша Моску начал продираться сквозь заросли сирени. Он распугал воробьев, споткнулся о кучу осколков лепнины, отлетел к смоковнице и приземлился на куст ломоноса.
— К бою! — выхватив нож, рявкнул он, отражая нападение невидимого противника.
Потом подошел к стоявшей у стены тачке и поднял брезент, чтобы обозреть свои богатства.
— Барахло! — недовольно проворчал он, вытаскивая из кучи зонтик, ботинок и цилиндр. — Похоже, скоро на кладбище начнут терять кальсоны! А потом и до малышни черед дойдет, станут выбрасывать детей в крапиву! — возмущался старик, ставя на траву верх от коляски.
Покончив с громоздкими предметами, папаша Моску решил примерить кучерский плащ и набросил его на плечи.
— Покрашу его в красный или в зеленый, чтобы не принимали за кучера, и выйдет отличное пальте…
Старик застыл с раскрытым ртом, не закончив фразы. Его охватил ужас. На дне тачки, упираясь затылком в обломок мраморной плиты, покоилась одетая в черное женщина. Лицо с закрытыми глазами было смертельно бледным, на груди лежал закрытый зонт.