— Абдюль! Позаботься о ходже-эфенди!
— Позаботься о ходже-эфенди, Абдюль!
— Узнай у имама-эфенди, что он хочет выпить…
К столику Хафыза подошел хозяин кофейни.
— Что прикажете, ходжа-эфенди?
— Побольше пенки и не очень сладкого, — важно произнес Хафыз, вытащил из кармана четки и, полузакрыв глаза, принялся перебирать бусины.
— …от всяких там партий сыт не будешь, — донеслось до него. Разговаривали за соседним столиком. — На что мне партия? — добивался старик у своего собеседника. — Какая польза от того, что уйдет Али, а придет Вели?
— Никакой, — охотно соглашался собеседник.
— А нет, так чего мне о них заботиться? Я лучше позабочусь о своем кармане.
Разговор перешел на «народников», но Хафыз больше не слушал: на пороге стоял Залоглу. «Что это с парнем? Усы себе обкорнал», — удивился Хафыз.
Поймав взгляд имама, Залоглу осклабился и пошел к его столику.
— Что это значит? Куда девались твои усы? — спросил Хафыз.
— М-м-м… Обстриг.
— Зачем?
— По указанию свыше! Да все девушка, — пояснил Залоглу. — Меня, говорит, пугают твои усы. Вот я и обстриг…
Живот Хафыза-Тыквы колыхался от сдерживаемого смеха.
— Ох, на кого же ты стал похож, Рамазан!
Небрежно подрезанные усы Залоглу сразу привлекли всеобщее внимание. Кофейня веселилась. Вначале Залоглу натянуто улыбался, но выдержки хватило ненадолго.
— Займитесь-ка своими делами! — крикнул он. — Усы ведь мои, не так ли?
Это только подлило масла в огонь.
— Он прав, — сказал какой-то «демократ». — Усы его. Хочет — режет, хочет — бреет.
— Но ему очень шли усы…
— Бедняга, а он так походил на Кёроглу[42]…
Залоглу подвинул стул к столику Хафыза-Тыквы.
— Вы лучше подумайте о том, как победить на выборах. Мои усы — не ваша забота… — отрезал он и повернулся к Хафызу.
— Приветствую тебя! — сказал Хафыз.
— И тебя так же.
— Ну как дядя, согласен?
Прислушиваясь краем уха к шуткам, все еще сыпавшимся в его адрес, Залоглу распетушился перед Хафызом и нарочито громким голосом стал уверять, что согласие дяди его, собственно, ни капли и не интересует.
Хафыз-Тыква не хотел унижать Залоглу. Он только протянул руку и сказал:
— А ну, целуй…
— Это за что же?
— Из — за тебя имама прогнали со двора как собаку, — тихо сказал Хафыз.
Залоглу виновато улыбнулся.
— Не сердись, ведь какое дело обстряпали!
— Ты должен отблагодарить…
— Конечно, — с готовностью согласился Залоглу. — Вот уедет дядя, и мы…
— Когда он уезжает?
— Не сегодня-завтра. И мы…
— И чтоб там сардинки, икорка и все такое прочее, понял?
Залоглу обещал даже разжиться рокфором из запасов дядюшки. Он расписывал достоинства этого «самого лучшего сыра». Хафыз судорожно проглотил слюну, потом взглянул на нелепо подрезанные усы Залоглу и не выдержал — принялся хохотать.
— Однако весь твой фасон пропал, Рамазан!
Залоглу только тяжело вздохнул. Имам понял, что, задев самолюбие парня, он рискует остаться без обещанной выпивки, переменил тему.
— Когда свадьба? — спросил он.
— Еще неизвестно.
— Кто будет сватать, Ясин-ага?
— Наверно…
— А отец-то ее знает об этом?
Залоглу хмыкнул.
— Что, это самое главное?
XI
Если бы Залоглу был уверен, что дядя согласится, он не задумываясь посватался бы к Гюллю. Но такой уверенности не было. А Джемшир, что такое Джемшир?!
Когда Решид рассказал Хамзе и Джемширу о своих наблюдениях за племянником Музафер-бея в тот пьяный вечер, у обоих заблестели глаза.
— Ах, Решид! — воскликнули они в один голос. — Это была бы такая удача!
Они уже предались сладким мечтам о том, как Решид бросит свое ремесло, как они найдут предлог и заставят Гюллю прогнать Ясина и сами станут управлять имением. Опять, как много лет назад в Стамбуле, они смогут сорить деньгами, жить в свое удовольствие…
— В моем распоряжении восьмицилиндровый автомобиль бея… Хэлло!.. — размечтался Хамза.
В темно-синем с иголочки английском костюме, с набриолиненными волосами он сидит за рулем. Блестящий лаком лимузин мягко мчится по дороге к Стамбулу. Хамза еще ни разу не видел Стамбула. Он знал его только по нескольким кадрам из кинофильмов да по рассказам отца и Решида. Жена директора фабрики как-то предложила ему: «Только прикажи, милый, и мы завтра же махнем в Стамбул!»