Залоглу направился к имаму.
Имам был не в духе.
— Ты что это? — удивился Залоглу. — Уж не сердишься ли за что?
— Он еще спрашивает! Всю ночь ваш имам глотал слюнки, глотать устал, а вы объедались и веселились. Ваш благословенный барабан гремел до утра.
— Однако тебя бы туда, имам. Такие штучки были, пусть я буду неверным.
— И полненькие были? — оживился Хафыз.
— Спрашиваешь?! Ты что, моего дядю не знаешь? Подъехали к бару, насажали женщин, музыкантов — и в имение! Всякие были, и все — пьяные в стельку!
— Значит, вволю, говоришь, поели, попили?
— И тебе оставили, — усмехнулся Залоглу. — Есть немного икры, салат и всякая всячина. Пойти разве? Бутылочку вина прихвачу заодно, а? Что ты на это скажешь?
— Что я скажу! Да возлюбит тебя аллах, да сделает тебя святым в обоих мирах! Если может, конечно.
— Это всевышний-то?
— Нет, всемогущий и наисвятейший! Ну ладно, шутки в сторону, иди и возвращайся быстрее. Да смотри у меня, долго будешь копаться, не поздоровится!
— А что будет?
— На имя великого Залоглу падет тень!
— Да что ты говоришь, Тыква, сын Тыквы?
— Ты иди сотвори, что пообещал, а потом издевайся над моим родом, сколько душе угодно.
Он подхватил Залоглу, поставил на ноги у порога, лицом к двери.
— Если время и обстоятельства позволят, поцелуй в черные очи мою милую Гюлизар.
Залоглу расхохотался.
— Вот ты каков, оказывается, божий человек!
— Ладно, ладно, теперь иди и возвращайся побыстрее!
Солнце вовсю грело напитанные дождем поля. Земля дышала паром. Склоны гор кутались в серо-голубой туман,! Залоглу весело насвистывал в такт шагам. Он забыл, зачем и куда идет. Он думал только о Ясине-ага и Гюллю. Особенно о Гюллю. Он жаждал, но не мог поверить, что через несколько дней он и Гюллю станут мужем и женой. Ясин-ага наверняка уже в городе. Он разыщет Джемшира, отсчитает ему деньги и скажет: «А ну-ка, Джемшир, покажи себя!» И Джемшир пойдет домой и скажет жене: «Волей аллаха я отдаю Гюллю за племянника Музафер-бея, начинайте готовиться». Мать Гюллю, конечно, расцветет от удовольствия. А если и нет, то у нее спроса не требуется. Племянник могущественного Музафер-бея — уважаемый человек. И потом Джемшир один раз скажет, повторять не станет… Залоглу сошьет себе к свадьбе новый синий костюм. — Он пощипал усики и тяжело вздохнул. Мешали они дяде, что ли? — с обидой подумал Залоглу. — Не будь он мне дядя, я бы… Ну и что бы ты сделал? — безжалостно откровенно спросил он себя. Он представил себе, что не дядя, а кто-то другой взял бы, да и срезал ему усы. И ничего бы он не сделал. Любой силач, да еще дядиного роста, смахнет его как пушинку… Залоглу стало грустно. И в кого он только уродился таким хилым, милосердно ли это со стороны аллаха? А еще говорят, что обычно девушка удается в тетю, а мальчик — в дядю. Почему же он не в дядю? Поскупился на него аллах.
Из-под ног Залоглу выпорхнул жаворонок и пулей взмыл в голубое небо. Залоглу вздрогнул. О чем это я думал? — стал вспоминать Залоглу. Он потянул себя за верхнюю губу и содрогнулся — о аллах, что осталось от длинных пышных усов! Ну что ж, на этот раз он оставит их покороче. Но брить усы не станет! Без усов он не имеет никакого вида. В кофейне показаться нельзя — все смеются над ним, шушукаются, посмешище из него сделали. А что если все-таки попросить у дяди разрешения отрастить такие же усы, как были? В тот раз Гюллю глаз оторвать не могла от его усов. Только делала вид, что ей скучно. И правильно… Честные девушки не улыбаются первому встречному. Он тогда сразу понял, что Гюллю порядочная девушка. Сколько он ни подмигивал ей, она даже не улыбнулась…
Когда идет прополка или, например, молотьба, его неделями не бывает в имении. Из мужчин там остается Ясин-ага Да пастухи. «А дядя? — вспомнил Залоглу. — Ну, не станет же он приставать к жене своего племянника? Не кызылбаш[51] ведь он!» — И все-таки на душе стало неспокойно, горько стало на душе. Он выругался. Но тут же представил себе дядю с насупленными бровями… Что же он молчал, когда дядя ножницами отхватил ему усы? А сколько раз он молча сносил пинки от дяди…
То пинки в детстве, а то совсем другое дело — вопрос чести…
Порядочный человек обязан постоять за себя, и никто его за это не осудит. Во имя чести можно убить не только дядю, но и отца своего. И аллах так повелевал…
…Из флигелька, где жил Ясин-ага, доносился звонкий голос Гюлизар. Залоглу остановился у открытой двери. Гюлизар была занята уборкой. Только тут он вспомнил, зачем пришел. Самое время, решил Залоглу. Он шмыгнул мимо двери и бегом направился в кухню через парадный вход.