— Вот это да!
— Боже мой, боже мой, — шепчу я себе под нос, стреляя глазами туда-сюда, пытаясь выяснить, куда делись мои вещи, и желая, чтобы я каким-то чудесным образом смогла схватить их все одновременно. Я готова умереть от стыда прямо здесь, на тротуаре. Земля, прошу тебя, сейчас самый подходящий момент для того, чтобы разверзнуться и поглотить меня, бестолочь. Как такое могло произойти? Из всех коробок, почему именно эта? За что, о, за что на меня валится всё это дерьмо?
Я буквально бросаю ту коробку, что была у меня в руках, и опускаюсь на четвереньки, стараясь собрать все искусственные члены со всей возможной скоростью и побросать их в коробку — быстро, но аккуратно. Пусть я и чувствую себя неловко, но возможность того, что скоро они мне понадобятся, только что возросла. Я не в силах поднять глаза на Вэса, да и вообще, посмотреть на что-либо другое, кроме выполняемой мной задачи. От меня не ускользнуло, что он не двигается, но даже за миллион долларов мне бы не хотелось увидеть выражение его лица. Наверняка сейчас он задаётся вопросом, что за помешанной на сексе особе он, за каким-то чёртом, почти позволил жить в его доме. О господи, он, возможно, считает, что я та ещё шлюха. Самая лучшая мысль, пришедшая мне в голову, это то, что он всего лишь думает, что мне нравится разнообразие. Ох, вот дерьмо. Я кидаю ещё парочку в коробку и бегу к тротуару, охотясь за тем, который покатился по склону.
Когда мне наконец-то удаётся схватить его и вернуть к остальным, я наконец-то осмеливаюсь взглянуть на Вэса. Он так сильно старается сдержать смех, что его плечи, как и всё тело, дрожат от этого усилия. Я чувствую, как краснеет моё лицо. Даже нет, я вспыхиваю вся целиком, с головы до ног, словно меня окатило волной. За всю свою жизнь я ни разу не была в такой унизительной ситуации. Будь проклята Мег и её идиотская вечеринка! Это она во всём виновата.
— Они не мои, — вырывается из меня. Он поднимает бровь в ответ на мою реплику, потому что это, бее, ещё более отвратительно, если я бы хранила у себя чьи-то чужие секс-игрушки. Какого лешего я вообще это сказала? — То есть они мои, но я хотела сказать, что они у меня совсем недавно.
С его чувственных губ срывается смех. Чёрт, я не могу говорить — вся эта ситуация, очевидно, лишила меня рассудка и умения изъясняться.
— Я их выиграла, — говорю я так громко, почти на грани крика.
Пытаясь что-то вымолвить, он несколько раз открывает и закрывает рот, пока наконец не берёт себя в руки, чтобы заговорить.
— Ты… ты их выиграла?
— Да. У консультанта по всяким секс-прибамбасам. — С его губ снова срывается смех, и я спешу добавить: — На секс-вечеринке.
Не нужно было этого делать, потому что плотину прорывает, и Вэс уже не может больше себя сдерживать. Он полностью теряет контроль и смеётся так сильно, что держится за живот, согнувшись пополам. Я чувствую себя ещё более униженной, если такое вообще возможно, и отвлекаюсь, запихивая в коробку оставшиеся вещицы. Я оглядываюсь, чтобы убедиться, что собрала всё до последнего, и потом снова закрываю коробку.
Взяв эту коробку и проигнорировав ту, что несла до этого, я направляюсь к дому. Моя нога уже на первой ступеньке, когда я слышу:
—Э-э-эспен?
Я делаю глубокий вдох, прежде чем отозваться:
—Да?
Но я не оборачиваюсь, чтобы посмотреть на него.
— Ты… эээ… ты забыла ещё вот эти.
Я закрываю глаза и снова делаю глубокий вдох. Что ж, я собираюсь жить с этим парнем и когда-нибудь мне придётся посмотреть на него, так что, может быть, лучше уж сразу с этим покончить. Я ведь не смогу прятаться в своей комнате весь оставшийся день. Я медленно поворачиваюсь к нему лицом, с негодующим выражением на нём — пусть смеётся надо мной сколько влезет. Надеюсь, оно так и кричит «Ты идиот, раз думаешь, что у такой сексуальной женщины как я не может быть вибратора, или даже десяти!», а не «Я в таком смущении, что хочу умереть прямо в эту чёртову секунду».
О боже. Да у кого во всём мире есть сразу десять грёбаных вибраторов? У этой девушки.
Наконец посмотрев на него, я вижу, что с его пальцев свисают розовые меховые наручники, которые шли бесплатным бонусом к одной из моих покупок. На его лице показательно обвинительное выражение, но при этом озорное, потому что уголки его губ подняты вверх, а глаза блестят от сдавленного смеха. Он пытается оставаться серьёзным, но ему это не удаётся, потому что улыбка так и пробивается через его плотно сжатые губы. Не помогает и то, что он крутит наручники, ожидая моего ответа.
Я вырываю их из его руки.
— Благодарю.
Я уже отворачиваюсь и делаю шаг, как слышу: