На следующее утро я не мог подняться. Шум, создаваемый приходом радиооператора в соседнюю комнату, разбудил меня, как было в течение всей этой недели, но мое тело отказалось слушаться, когда я попытался встать. «Возможно, мне нужно еще поспать», — подумал я и снова закрыл глаза.
Показалось, что прошло мгновение перед тем, как я снова открыл глаза, но солнце светило в окно с высоты небес. Мои часы показывали 11:30, что в общей сложности составляло 15 часов с тех пор, как за ночь до этого я лег спать. Это нелепо, я задумался.
«Никому не требуется такой длительный сон.» С глубоким вздохом я рывком встал на ноги. И это произошло. Пронзительная боль прострелила мою голову и распространилась по всей длине моего тела, как будто ставшего языком пламени, все потемнело, и только в глазах плясали мигающие вспышки. Цепляясь за стену, я выпрямился, трясясь в агонии, чувствуя дрожь во всем теле и тяжелые удары сердца. «Что, черт возьми, со мной такое?» — подумал я, в то время как боль хлестнула по нервным окончаниям. Я никогда бы не поверил, что возможны такие страдания.
Около 5 минут я оставался совершенно неподвижным, и постепенно комната начала возвращаться в фокус моего зрения, а шум в висках уменьшился. «Мне нужно пойти в ванную, выйдя за дверь», — подумал я. Я, должно быть, отравился едой, которую съел. Вот почему я себя чувствую так, как будто у меня в животе прокручивается нож. Двигаясь очень медленно, я нацелился на дверь в 6 футах от меня, осторожно отталкиваясь от стены. Агонизирующая боль ворвалась назад, еще сильнее, чем раньше, бросив меня, ухватившегося за дверную ручку на пол, и удерживающего драгоценную жизнь, в то время как холодный пот струился по моему лицу.
Прошли следующие 5 минут прежде, чем яростные удары снова уменьшились, и через 20 минут я был в состоянии доползти до ванной и вернуться к брезентному мату на полу. Я, лишенный сил и теряющий сознание, утверждался в ощущении, что скоро буду мертвым. Я думал, что можно даже было бы дождаться такого облегчения.
Следующие 2 дня я провел в полубессознательном состоянии. Мое существование состояло из походов в ванную, аспирина, разбавленного водой из столовой, и ошеломляющей дремоты. Я обнаружил, что если не буду напрягать ни одного мускула, моя голова останется ясной. Арабы радиооператоры в соседней комнате знали, что я болен и не уделяли мне никакого внимания, за исключением молодого парня, который постоянно досаждал мне своими вопросами и просьбами об уроках вождения, на которые я едва ли способен был отвечать.
Медленно, очень медленно, как приход морского прилива, боль начала отпускать. После всего произошедшего я был жив, и это позволило отбросить идею медицинской помощи из-за возможно высокой цены. Мы просто не могли позволить себе докторов, если мы собирались иметь достаточно денег, чтобы добраться до Лагоса.
К полудню третьего дня я был полностью способен подняться и двигаться. Хотя я был все еще слабым, я поехал на берег реки проверить Джеффа. В тот вечер я выпил немного чая с большим количеством молока и снова провалился в сон на 12 часов. То, что со мной было, являлось «неострым» случаем теплового удара. Перенесение некоторой доли невезения по вине собственной глупости и невежества послужило отличным примером того, что такое жара в этой стране. А мы все еще находились за несколько сот миль от самой жаркой ее территории.
Одним из величайших наших врагов — или слабостей -может быть благодушие. В важных ситуациях никогда не принимайте ничего на веру. Никогда не предполагайте, что все будет в порядке, независимо от того, сделали ли вы что-нибудь для этого или нет. В конце будьте готовы ко всему. Будьте осторожны.
На четвертый день моей болезни боль и спазмы моего желудка сменил раздражающий голод, напомнивший мне, что с тех пор как я последний раз ел, прошло много времени. Проверив еще раз, не вернулся ли Джефф, я купил в городе 6 яиц и принес в радиохижину сделать яичницу. Яйца только начали зажариваться, когда тишина была нарушена громкими возгласами, издаваемыми грязным, небритым парнем с рюкзаком и в петропеной старой соломенной шляпе.