Вместе с другими советскими войсками громили интервентов и части Первой Конной армии. Почти без хлеба и фуража по весеннему бездорожью конармейцы совершили более чем тысячеверстный марш от Майкопа до Умани и с ходу прорвали неприятельский фронт. История войн не знала примера, когда бы конница самостоятельно прорывала хорошо подготовленную оборону. Стремительное продвижение Конармии в глубокий тыл интервентов создало коренной перелом в нашу пользу и положило начало освобождению оккупированных территорий Украины и Белоруссии.
В основу настоящей книги легли мои личные воспоминания. Но в процессе работы широко использовались и архивные документы. Выражаю глубокую признательность подполковнику С. Н. Молодых и полковнику в отставке С. В. Чернову, оказавшим мне большую помощь в создании книги. Сердечно благодарю и уважаемых читателей - бывших участников гражданской войны, приславших свои записи о тех событиях, фотоматериалы и добрые пожелания.
С. М. Буденный
1. У Ильича на приеме
1
К концу марта 1920 года Красная Армия разгромила полчища Деникина и освободила Дон, Северный Кавказ, большую часть Украины, Ставрополье, многие станицы Кубани. Могучим валом надвигались советские войска на юг - к Черному, Азовскому и Каспийскому морям, ликвидируя отдельные очаги сопротивления деникинцев.
Вместе с войсками 8, 9, 10 и 11-й советских армий бойцы Первой Конной завершали разгром белогвардейцев на Северном Кавказе. Многие из них уже надеялись на скорое возвращение в родные края - к семьям, мечтали обнять матерей, жен и детей, взяться за плуг и поднять первую борозду освобожденной земли. Но, видно, не все версты к мирной жизни и семейному счастью были пройдены. Стране Советов грозил новый враг.
К 24 марта 1920 года Первая Конная армия с подчиненными ей в оперативном отношении 34-й стрелковой, 1-й Кавказской и 2-й имени Блинова кавалерийскими дивизиями, преследуя деникинцев, достигла казачьих станиц южнее и юго-западнее Майкопа. В Майкопе нас и застала телеграмма Реввоенсовета Кавказского фронта.
Командование фронта - М. Н. Тухачевский и Г. К. Орджоникидзе сообщало, что армии предстоят новые задачи, и главком приказал мне и Ворошилову прибыть в Москву. Нам предлагалось подготовить с собой в столицу маршрутный состав с нефтью или машинным маслом.
На сбор эшелона с нефтепродуктами потребовалось три дня. За это время подготовили для доклада главкому сведения о боевом и численном составе дивизий, о материальном и техническом обеспечении войск.
И вот наконец наш поезд тронулся в путь. Утром 29 марта прибыли в Ростов. Город встретил хлопотливой суетой. На вокзале и привокзальных улицах толкались сотни пассажиров с узлами, корзинами, сундучками. В толпе виднелось много военных. И не удивительно: в Ростове размещались штаб Кавказского фронта и штабы двух армий, в том числе и основной штаб нашей Конной.
С трудом добрались до ожидавшей нас машины. Почти на каждом шагу приходилось останавливаться - знакомые или просто знавшие нас расспрашивали о Конармии, делились радостью по случаю разгрома белых.
В основном штабе словно в разворошенном улье. Командиры и политработники в приподнятом настроении: они уже прослышали, что мы с К. Е. Ворошиловым едем в Москву и там будет решаться вопрос о переброске Первой Конармии на другой фронт.
Начальник штаба Н. К. Щелоков доложил о неотложных делах. Из его сообщений меня особенно обеспокоил приказ фронта к 30 марта овладеть городом Туапсе. Были веские причины, чтобы сомневаться в возможности его выполнить. Мы с Климентом Ефремовичем решили сразу же направиться в Реввоенсовет фронта и просить М. Н. Тухачевского об отмене приказа. К тому же следовало получить у него указания перед поездкой к главкому.
В штабе фронта первым увидели Г. К. Орджоникидзе. Встречи с Григорием Константиновичем всегда доставляли мне большое удовольствие. В этом человеке я видел партийца-ленинца, жизнь которого полностью подчинена интересам революции. Орджоникидзе был человеком необычайной сердечности и простоты. Его умные ясные глаза располагали к дружбе и доверию.
- Ну вот и освободители Майкопа! - улыбаясь, приветствовал он нас.
- Ну какие мы освободители. Вы, Григорий Константинович, преувеличиваете наши заслуги, - заметил Ворошилов. - Эту честь следует отдать черноморцам{1}.
- Нет, нет, не скромничайте. Все прекрасно понимают, что без натиска ваших частей с фронта повстанцы не смогли бы освободить город... И вообще, нужно сказать, дела наши идут блестяще, - оживился Орджоникидзе. - Народы Кавказа прониклись доверием к Советской власти. Со всех мест поступают сообщения о том, что еще до прихода войск Красной Армии горцы свергают белогвардейцев. Вы понимаете, как меня это радует?
Подошел М. Н. Тухачевский. Пожимая нам руки, спросил:
- Как дела на фронте, товарищи? Чем порадуете?
- Все складывается очень хорошо, - доложил я. - Разбитые и деморализованные части второго Кубанского корпуса и примкнувшие к нему подразделения Чеченской и Астраханской дивизий под прикрытием бронепоездов отходят в направлении станиц Хадыжинской и Кабардинской. Наши передовые войска успешно преследуют их. Но теперь мы достигли горных районов, где действия крупных масс конницы затруднены. К тому же в горах совершенно отсутствует фураж. Все это заставляет просить вас освободить Первую Конную армию от боев за Туапсе и вывести ее на отдых. В предвидении новых задач, которые нам предстоит выполнять, это крайне необходимо.
- Противник основательно потрепан, теперь его добьют наши стрелковые части, - добавил Ворошилов. - Можно использовать тридцать четвертую дивизию, а также приданные нам две кавалерийские - Кавказскую и имени Блинова.
- Но они малочисленны и тоже утомлены, - возразил командующий фронтом.
- Как малочисленны?! - не сдавался Ворошилов. - Все три пополнены добровольцами и усилены отбитым у противника оружием.
- Михаил Николаевич, а ведь товарищи, пожалуй, правы, - поддержал нас Орджоникидзе. - От Кабардинской до Туапсе вдоль железной дороги, на перевалах и в ущельях коннице действовать будет трудно. Кроме того, нельзя не учитывать, что Кубань скоро разольется и тогда Первая Конная окажется отрезанной в голодных местах.
- Все это правильно, - согласился Тухачевский. - Я представляю, Григорий Константинович, с какими трудностями встретится конница в горах. Но удар по противнику всеми силами скорее бы решил дело. Нам нужно прижать белых к морю и не позволить им ускользнуть через порты. Поэтому-то я и рассчитывал использовать Конную армию, надеясь после овладения Туапсе предоставить ей отдых.
Тухачевский взглянул на карту и на минуту задумался. Потом поднял голову:
- Ну хорошо, убедили. Учитывая, что вам предстоит переброска на другой фронт, и, вероятно, даже походным порядком, считаю возможным удовлетворить вашу просьбу. Только учтите - противника в районе Хадыжинской и Кабардинской Конармия должна уничтожить. После этого можете отвести дивизии на отдых на северный берег Кубани. А тридцать четвертую направьте к Туапсе, она перейдет в девятую армию.
Затем командующий фронтом начал расспрашивать о состоянии войск, их нуждах, интересовался настроением конармейцев, просил рассказать о начдивах и начальниках штабов дивизий.
Выслушав нас, он заметил:
- У нас Первая Конная на хорошем счету. Но в центре по чьим-то недобросовестным докладам о ней сложилось неправильное мнение.
- А какие к нам претензии? - поинтересовался я.
- Да вот, говорят, что конармейцы разграбили Новочеркасск. И вообще, мол, из-за низкой дисциплины армия потеряла боеспособность.
- Но ведь это же клевета! - воскликнул Ворошилов.
- Мы знаем и сами не меньше вас возмущены, - отозвался Тухачевский.
- И что особенно неприятно, - Орджоникидзе поднял глаза от документов, которые рассматривал, - ложно информировали даже Владимира Ильича. Вы помните, еще при первой нашей встрече в Батайске я говорил вам о телеграмме Ленина, в которой выражалось беспокойство "полным разложением у Буденного".