Выбрать главу

В 1843 году, когда в Петербурге устроили Итальянскую оперу и на роль примы пригласили молодую певицу Полину Виардо, не то француженку, не то испанку, не то и впрямь цыганку, знаменитый французский поэт Теофиль Готье еще не написал своего стихотворения «Кармен». Однако полное впечатление, что портрет Кармен списан им с Полины:

Она худа. Глаза как сливы;В них уголь спрятала она;Зловещи кос ее отливы;Дубил ей кожу сатана!Она дурна — вот суд соседский.К ней льнут мужчины тем сильней.Есть слух, что мессу пел ТоледскийАрхиепископ перед ней.У ней над шеей смугло-белойШиньон[1] громадный черных кос;Она все маленькое тело,Раздевшись, прячет в плащ волос.Она лицом бледна, но бровиЧернеют и алеет рот;Окрашен цветом страстной кровиЦветок багряный, красный мед!Нет! С мавританкою подобнойКрасавиц наших не сравнять!Сиянье глаз ее способноПресыщенность разжечь опять.В ее прельстительности скрыта,Быть может, соль пучины той,Откуда, древле, АфродитаВсплыла прекрасной и нагой![2]

В самом деле — очень похоже! В жилах Полины ведь и правда текла цыганская кровь.

Отец ее, Мануэль Гарсиа, родился в цыганском квартале Севильи, однако голос у этого цыгана был такой, что от его песен сходила с ума вся Испания. Он имел ангажемент в Париже, и сам Россини говорил с молитвенным выражением, слушая Мануэля: «Наконец-то я нашел своего певца!» Его таланту поклонялись все, кто его слышал. И не случайно крестной матерью Полины стала русская княгиня Прасковья Голицына — одна из поклонниц Мануэля, давшая его дочери свое имя.

Жена Мануэля Гарсиа, Хоакина Сичес, была актрисой. Обе их дочери и сын унаследовали и драматический талант матери, и голос отца. С самого детства они гастролировали семейной труппой, имея немалый успех, особенно в Южной Америке, где Гарсиа нажил целое состояние. В Америке же старшая дочь вышла за богача Малибрана и со временем прославила эту фамилию своим чудесным голосом.

Если голос Полины и не был от рождения столь великолепен и эффектен, как у старшей сестры, то она сделала его таким, а потом и превзошла сестру — с помощью неустанного, упорного труда, за который ей дали прозвище Муравей. Впрочем, сначала она хотела быть не певицей, а пианисткой, и в этом ее поддерживал не кто иной, как Ференц Лист, бывший ее педагогом. Однако чем дальше шло время, тем яснее становилась истина: Полина Гарсиа рождена, чтобы петь. Ее уже называли «второй Малибран», а потом, после внезапной смерти сестры, она стала первой и единственной. Она дебютировала в Париже и Брюсселе, потом отправилась с гастролями по Германии. Затем она вышла на сцену Театра Королевы в Лондоне в партии Дездемоны — и настоящий триумф.

Восприятие Полины Гарсиа обычными людьми было таким: уродливая красота или чарующее уродство. Но голос, ах этот голос!..

В Лондоне ее услышал один из директоров Итальянской оперы в Париже — Луи Виардо. То есть он знал Полину и раньше, потому что был поклонником и другом ее сестры, роскошной, сверкающей Малибран, но в ту пору младшая из «девочек Гарсиа» не впечатляла его. И вот тут-то он понял, что перед ним воистину алмаз неограненный, неотшлифованный… и задумался: а почему бы ему, Луи Виардо, не сделать бриллиант из этого алмаза?

Что характерно, не он один мечтал об этом. Охотников за этим алмазом было немало!

В числе их оказался, между прочим, знаменитый писатель Альфред де Мюссе. Однако в это время Полина познакомилась с не менее знаменитой Жорж Санд… Эта столь же обворожительная, сколь и циничная дама не поскупилась, расписывая достоинства и недостатки своего бывшего любовника и делая упор, разумеется, на последних. Она уверяла, что справиться с этим инфантильным эгоистом и распутником сможет только женщина опытная, а вовсе не юная и неопытная девушка вроде Полины, для которой важнее всего собственное искусство и которая не может, не имеет права им пожертвовать. Она только сердце себе разобьет да руки обломает понапрасну, а де Мюссе все равно не удержит, ибо скользок он, словно угорь, не поймать его никакой женщине… Скорее всего, мадам Дюдеван[3] не могла перенести мысль, что ее любовник, пусть и бывший, окажется мужем другой женщины. А впрочем, она была однозначно права вот в чем: Полина не имела права жертвовать своей артистической карьерой, она принадлежала прежде всего искусству, а значит, ей был нужен супруг не поработитель и мучитель, а верный и надежный друг. Желательно, конечно, красивый, эффектный и также принадлежащий к блестящему артистическому миру. По мнению свахи Авроры-Жорж, на роль мужа новой звезды идеально подходил Луи Виардо.

Полина в то время всецело находилась под влиянием старшей и куда более опытной подруги, которая открыла ей больше тайн в отношениях мужчин и женщин, чем начинающая певица могла бы подсмотреть за кулисами Итальянской оперы… а также Французской и Английской. Девушка послушалась, отдала свою руку Луи Виардо — и, между прочим, никогда не пожалела об этом, хотя с годами даже Жорж Санд признала, что супруг блистательной Полины «печален, как ночной колпак».

С другой стороны, сделаешься тут печален, исполняя прихоти этой легкокрылой бабочки, столь же бессердечной, как всякое насекомое, и пытаясь упорядочить ее нелепую жизнь! Луи Виардо навсегда остался другом и покровителем жены, понимая и прощая ее даже в самые эпатажные моменты жизни, а Полина никогда не забывала, что если в других странах (например, в России) Луи — муж великой певицы, то для французов мадам Виардо — всего только жена мсье Виардо, то есть существо изначально второстепенное…

Кстати, если Жорж и Полина рассчитывали, что пост одного из директоров Grand Opera откроет юной мадам Виардо путь на сцену Большой Оперы, то они ошиблись. В знаменитом театре началось яростное противодействие явлению новой звезды, которая обещала походя заткнуть за пояс всех примадонн вместе и каждую по отдельности. Луи подал в отставку, но и это не помогло. И именно в это нелегкое время пришло приглашение от тенора Рубини, который формировал состав Итальянской оперы в Петербурге.

Ну что ж, в Россию так в Россию. Если семье Гарсиа повезло в дикой Аргентине, то, уж наверное, Россия окажется достаточно дикой, чтобы там повезло семье Виардо…

О да, повезло. И степени этого везения не мог тогда вообразить никто — ни практичный, расчетливый Луи, ни Полина, мечтательная и пылкая, однако ничуть не менее практичная и расчетливая. Действительность, впрочем, превзошла самые смелые ее мечты.

Что за вер-до, что за вер-до, -Напрасно так певицу называют.Неужели не понимают,Какой небесный в ней кадо?[4]
Скорее, слушая сирену,Шампанского игру и пенуПрипомним мы. Так высокоИ самый лучший вев Клико[5]Не залетит, не унесется,Как песнь ее, когда зальетсяСоловушкою. Э, времан[6]Пред ней водица и Креман!Она в «Сомнамбуле», в «Отелло» -Заткнет за пояс Монтебелло,А про Моет и СиллериТы даже и не говори!

Это восторженное стихотворение написал о молодой певице мало нам известный поэт Мятлев (автор, между прочим, строки «Как хороши, как свежи были-розы в моем саду…», которая подвигла Ивана Сергеевича Тургенева на создание одного из прелестнейших его стихотворений в прозе).

Крупноватые черты лица и неказистая фигура певицы имели значение только в первые мгновения выхода ее на сцену: «Некрасива!» Но стоило ей повести огромными черными глазами, стоило запеть… «Божественна!» — был единогласный приговор.

вернуться

1

Шиньон — от франц. le chignon — собранные на затылке волосы; низко уложенный пучок.

вернуться

2

Перевод В. Брюсова.

вернуться

3

Настоящее имя Жорж Санд — Аврора Дюдеван.

вернуться

4

От французского le cadeau — подарок, дар.

вернуться

5

От французского la veuve — вдова.

вернуться

6

От французского vraiment — поистине, правда.

полную версию книги