Пешков кивнул на валяющийся в стороне брусок.
— Дверь вот этим подпёрли снаружи. Я на вызов подъехал, освободил ее… потерпевшую в смысле.
— Надеюсь, приступов клаустрофобии не было, — снова не выдержал Кротов. Какого хрена здесь делать не операм, это работа участковых! Долбанное управление. Кротов указал на кронштейн: — А это что? Тут камера стояла?
— Ее как раз и украли, камеру.
— Забавно.
— Я ее месяц назад поставила. Ну знаете, для безопасности. А то все эти кражи квартирные… Говорят, их еще больше стало в последнее время. У меня и сигнализация есть, и решетки на окнах. Я читала, воры могут с крыши спуститься…
Поймав очередной удивленный взгляд Кротова, Ольга снова смутилась:
— Я живу одна. Лучше переплатить и обезопаситься, чем… Ну, вы понимаете.
Кротову стало неловко от своих подколок. В конце концов, терпила ни в чем не виновата. Наоборот — не будь сигнализации, может, ее квартиру выставили бы — и у группы по имущественным преступлениям был бы сейчас очередной висяк.
— Согласен полностью, — заверил он. — Оксана… Вас Оксана зовут?
— Ольга.
— Ольга, а вот эта камера похищенная — она только картинку передавала и все? Или у вас изображение куда-то еще и записывалось?
— Записывалось конечно, иначе какой смысл? Круглосуточно.
— Да вы что? — Кротов удивился, это была хорошая новость. — А можно взглянуть?
Провод в прихожей квартиры переходил в IP-передатчик, сигнал от которого шел на ноутбук. Открыв компьютер, Ольга нашла нужную папку с ярлыком камеры и открыла запись. Потыкавшись минут пять, она наконец нашла конец записи.
Это зрелище понравилось и Кротову, и Пешкову. Один из тех веселых моментов, когда ты забываешь о своей паршивой работе и о своей паршивой жизни.
Сначала открылась дверь квартиры напротив, из которой показался мужичок лет 45 в тапочках и майке-алкоголичке. Сосед осмотрелся, подошел к лестнице, заглянул вверх и вниз. Вернулся в квартиру, но через полминуты снова оказался на площадке, волоча с собой брусок дерева. Закусив язык от старательности, он подпер бруском дверь. Выудив из кармана изоленту, долго ковырялся с ней, пытаясь оторвать нужный кусочек. Глядя на дисплей, Пешков не выдержал и засмеялся.
— Где таких кадров готовят?
— Это мой сосед, — промолвила Ольга, со смесью негодования и изумления следя за действиями мужичка в тапках.
Сосед вернулся в квартиру, но вскоре опять показался на площадке, на этот раз волоча высокую, одного с ним роста, стремянку. Пешков расхохотался:
— Красавчик вообще.
— Во дает, а, — поддержал весело Кротов.
Забравшись на стремянку и почти тыча носом в объектив камеры, сосед принялся снимать ее. Картинка стала бегать вверх-вниз и влево-вправо. Кротов иронично взглянул на Ольгу.
— Чем вы так соседу насолили, учитель младших классов?
— Вот падла сраная! — в сердцах отозвалась она. Но тут же осеклась и смущенно поправилась: — Я хотела сказать… вот сволочь.
Проведя пару часов в управлении, Гарин так и не нашел для себя занятия. Лазарев изучал материалы, Кротов не появлялся. А у Гарина в кармане было шаром покати после вчерашнего похода с Наташей в ночной клуб. Поэтому в обед он сел в свою «Тойоту» и отправился к отцу.
Гарин ездил на почти новом, вполне приличном джипе. «Тойоту» он купил не в кредит и даже не в рассрочку — за наличные. Причина была не в том, что опера «проклятой группы» получали уйму денег. Причина была в отце Гарина, которому принадлежал крупный обувной магазин.
Когда Гарин нарисовался там, сразу двое продавцов общались с единственным покупателем. Отца Гарин обнаружил в конце зала — отец сортировал по размеру коробки с обувью под стендом-прилавком с выставочными образцами.
Выслушав намек сына, Гарин-старший только вздохнул:
— Опять деньги?
— Бать, ну ты знаешь же, какие у нас зарплаты, — принялся увещевать его Гарин. — Будь я майором каким-нибудь, тогда без проблем, а так…
— А вот скажи-ка мне, Антон, — недовольно сказал отец. — Большой вообще смысл работать в полиции и клянчить деньги у отца постоянно?
— Бать… — Гарин недовольно скривился.
— Нет, я серьезно. Давно бы бросил эту свою лавочку и занялся семейным делом. Тогда бы и бед не знал. Я про деньги.
— Бать, хорош, а… Мы сто раз уже это обсуждали.