Страшно и обидно получилось: за то, что он избежал у немцев газовой камеры, теперь он отбывает срок здесь!
Скупая слеза упала в затоптанный снег.
— Всё, хватит, надо очнуться! А то так и рехнуться не долго! — он тряхнул головой и пообещал себе думать о чём — нибудь хорошем.
— Жена вот писала, что Тимоха с войны пришёл, орденами, да медалями звенит. Конечно, Тимохин генерал его в плен не сдавал. Правда говорят, что рыжим везёт, — думал Олин отец под скрип снега под ногами, идущей в разброд, колонны. — И жена у него красивая, — позавидовал он бывшему соседу и тут же успокоил своё самолюбие: — Правда, стерва! Первая красавица была на их улице. И первая почти у каждого мужика на ней.
Олин отец вспомнил, как сам когда — то пытался ухаживать за Лизаветой. Но она его отвергла, потому что в это же время спала с женатым завскладом. И не только ему она отказала. Сватались к ней многие, но напрасно. Так ни с чем уехал в свой город и командировочный инженер. Только Тимохе — чёрту рыжему в чёсоночках с галошами как — то удалось её умаслить.
И детей Лизавета родила ему троих и все пацаны. Надо признать, что все рыжие — в Тимоху. А у него одна дочка. Каждый может обидеть, а защитить её некому. И ему ещё сидеть, да сидеть!
От этих мыслей Олин отец совсем загрустил. Да и чему радоваться — то? Идти ему по этому, насквозь продуваемому, полю ещё с полчаса, а потом ещё целый день работать на морозе.
— А как же хочется прижаться к тёплой печке! И щей похлебать из квашеной капусты, да грибков солёных под стаканчик холодной водочки. И ещё мягкую горбушку хлеба. Или хотя бы холодных лагерных сухарей, только побольше, — сглотнул он слюну, чувствуя, как от этих мыслей у него сводит голодом живот.
А метель вокруг становиться всё злее. Да ладно бы в спину подгоняла, а то била колючим снегом прямо в лицо.
Кто — то в колонне начал переговариваться.
— Молчать! — резко крикнул конвойный.
И снова тишина и тяжёлый топот множества ног под вой метели.
И Нюрка тогда очень расстроилась по поводу Ольгиного отъезда, потому что мечтала и дальше списывать у неё контрольные работы. На себя она не очень надеялась, но всё же, хотя и с большим скрипом и к немалому удивлению своего бывшего учителя математики, после окончания семилетки продолжила своё образование в лесотехническом техникуме на финансовом отделении.
И поступила лишь потому, что там преподавала дальняя родственница Александра.
Наталья с мужем в благодарность отвезли ей мешок картошки. Потом возили солёное сало, яблоки, свойский творог и сметану.
Утешало лишь то, что техникум находился в соседнем городке. Далеко от себя отпустить ещё молодую и несмышлёную дочь Наталья с Александром не решились. И так очень беспокоились, что Нюрке каждый день приходилось мотаться на автобусах туда и обратно. Дурочка она ведь ещё совсем, мало ли что?
24
Под строительство дома Истоминым выделили место в самом конце улицы на пустыре частично заросшем низким кустарником, высоким чертополохом и заваленное, как все окрестные пустыри, бытовым мусором. Раз в год ученики местной школы копашились в этом мусоре, выискивали, мало — мальски пригодные для сдачи в металлолом, железяки, а остальной хлам оставался гнить на долгие годы.
Александр с Натальей, Нюрка с подружками и Гриша с друзьями, расчищая свой участок, перетаскивали мусор на соседний пустырь. Потом выкапывали разросшийся кустарник, вырубали толстенные стебли репейника и граблями продирали траву, сгребая осколки стёкол и мелкую ржавчину.
— Ой, мамочка! — вдруг взвизгнула Нюрка, бросив грабли.
Через мгновение она стремглав понеслась вниз по улице — куда глаза глядят. Следом за ней сбежали и две её подружки.
Александр покосился в ту сторону, где валялись их грабли и осторожно подошёл ближе.
— Мать, неси лопату! — крикнул он жене. — А вы, пацанята, не подходите!
Наталья подбежала к мужу с лопатой и, переведя дыхание, вопросительно уставилась на него.
— А что там? — Гришкины глаза загорелись любопытством.
— Змеи тут! — Александр с остервенением рубил лопатой на куски, расползавшийся из разворошённого гнезда, клубок медянок.
Он сгреб корчившиеся куски в кучу, что бы сжечь их и тем самым навсегда отвадить змей от этого места. Но эта история нравилась ему всё меньше. Змеи устроили здесь гнездо совсем не случайно. На, расчищенном им граблями участке обозначились большие кости, а потом и человеческий череп.
Александр какое — то время смотрел на рассыпавшийся скелет с нарастающим ужасом. Затем, воровато озираясь по сторонам, старательно присыпал кости землёй и травой, насколько это было возможным, полил, принесённым Натальей, керосином змеиные останки и, когда они догорели, скомандовал: — На сегодня всё! Завтра продолжим. Идите отдыхать!
После обеда он всё же решил посоветоваться с Натальей о том, стоит ли им сообщать о страшной находке в НКВД. Возможно, что этот, разрубленный человеческий скелет лежал на этом пустыре ещё с гражданской войны. Или кто — то таким образом скрыл бытовое убийство? В любом случае расследование будет долгим и не обязательно удачным. А скоро осень, дожди и непролазная грязь.
— А вдруг кто узнает! — сокрушалась Наталья. Больше всего она боялась божьего гнева. Ей и без того не сладко жилось.
— Не накаркай! — жёстко оборвал разговор Александр, испепелив остатки самокрутки.
От жены сейчас он ждал поддержки. Ему и так было не по себе.
Посовещавшись, они решили пока ребят посильнее напугать, возможно, оставшимися на участке змеями, а самим потихоньку перетащить кости вместе с оставшимся мусором на другую свалку и хорошенько их там прикрыть.
Так они и сделали, но потом с молчаливого согласия мужа, Наталья отстояла две службы в храме и окропила стрёмную часть их участка святой водой.
Траншею под фундамент копали молча, без прежнего воодушевления. Александр хмуро оглядывался, на отстававшую от него в работе, жену. Хотя Наталья отметила, что сейчас копать легче, чем в войну рыть окопы. Ведь тогда земля была уже скованна морозом.
Лишь только доделали фундамент, как пошли дожди и стройка остановилась. Только по первому снежку Александр с Натальей и Тимохой разобрали купленный сруб и, обвязав верёвками, пронумерованные яркой краской, брёвна перетащили их на свой участок.
25
Давно заколоченный, потемневший и покосившийся дом Дувайкиных, сейчас больше похожий на склеп, встретил отца Филимона неприветливо. Филимон толкнул рукой, закрытую на замок, дверь. Замок загремел и отвалился вместе с одной из сгнивших дужек, на которых он провисел закрытым больше десяти лет.
Мужественно вытерпев скрип сгнивших дверных петель, батюшка ступил на пищащие, прогнившие половицы.
В доме было темно и жутко воняло гнилыми досками. Слабого, пробивающегося сквозь забитые ставни, света было недостаточно, что бы что — то разглядеть вокруг.
От внезапного шороха над головой у отца Филимона засосало под ложечкой.
— Свят, свят! — невольно перекрестился он. — Чёрт, что это там такое может быть?
В приведения Филимон не верил. Он сам уже много лет не был самим собой.
Шорох повторился. Теперь стали отчётливо слышны взмахи крыльев. Видно какая — то птица облюбовала заброшенный дом. Вслед за скрипучим «кар», на голову Филимона упало что — то мокрое и оно потекло по его лбу.
— Изыди, сатана! — в страхе пошептал Филимон, одной рукой привычно схватившись за крест, висевший у него на шее, а другой стёр со лба вонючий птичий помёт. — Вот тварь! Пошла к дьяволу! — злился он на ворона. — А вообще — то это к деньгам, — тут же вспомнил он народную примету и на душе у него заметно полегчало.
Потревоженный старый ворон захлопал крыльями и, нехотя, вылетел из — под ветхой крыши на улицу.