Анна почувствовала, что её сильно тормошат за плечо. Голубая с облупленной краской стена вдруг стала коричневой двустворчатой дверью. Она находилась прямо перед носом Анны, но была закрыта. Между створками тонкой струйкой пробивался яркий солнечный свет.
Кто — то невидимый опять прикоснулся к Анне. Ей стало страшно.
— Наверно я больнице и меня приводят в сознание, — решила она, пытаясь открыть свои, вроде бы открытые глаза, но ничего не менялось. Ей стало трудно дышать.
— Нет, не хочу! Не хочу! Я хочу домой! — в отчаянии закричала Анна.
Коричневые створки двери распахнулись и она открыла глаза.
Яркое солнце заглядывало в окно сквозь неплотно задёрнутые шторы, заполняя комнату тёплым светом, щекоча лицо ласковыми лучиками.
— Никак тебя не разбужу, — склонилась над матерью обеспокоенная Рита. — Вроде бы ты спишь, но что — то пытаешься мне сказать.
Анна вздохнула большой глоток свежего воздуха. Видимо Рита открыла окно, пытаясь привести мать в чувство.
— Всё же пробуждение — это возвращение к жизни! Наверно я ещё поживу, ещё не время мне уходить, — успокаивала себя Анна, рассказав дочери свой такой странный и страшный сон. — Хотя мудрости за собой я ещё не наблюдала
35
Такого жаркого сентября Рита не помнила. Днём не чем было дышать даже в тени. А ночью, позабыв про все опасности, приходилось раскрывать все окна настежь, лишь бы хоть немного проветрить комнаты в доме. И даже лёгкий шелест листьев, любой шорох в траве мгновенно прерывал сон и мурашками сбегал по телу до самых пяток.
А на следующий день до обеда возвращалось вчерашнее пекло.
— Пока подпол не почистим, зимы не будет, — решили Анна с Ритой.
Конечно, почистить его нужно было ещё весной. Но тогда в очередной раз Анну отвезли в больницу с сердечным приступом и месяц Рита разрывалась между посещениями матери и работой. В результате в огороде росла одна картошка, да и то вся в траве. И ставить в подпол на зиму было нечего: ни солений, ни варений Рита не заготовила.
А потом все жизненные планы спутал Толян, наводивший на Риту панический ужас.
Вот и дотянули до сентября. А cейчас погода как бы давала им второй шанс, чтобы заготовить на зиму хотя бы картошку. И теперь Рита с Егором, пересиливая себя, два часа занимались грязной, вонючей работой — очисткой подпола. Вроде бы картошки оставалось не много, но она проросла и спуталась ростами в сплошной вязкий вонючий ковёр.
Наконец Егор выставил на кухонный пол последнее ведро, спортивно — быстро подтянулся на руках и вылез из подпола.
Синий кулончик незаметно выскользнул из расстегнувшегося кармана его рубашки и бесшумно исчез в темноте подпола, застряв где — то за отсыревшей доской подвальной перегородки.
Рита подхватила ведро и последним заходом поспешила с ним в конец огорода к выгребной яме, что бы высыпать этот надоевший, мусор, от которого уже даже не мутило, а просто воротило.
Ей показалось, что от ямы отбежал их, отсутствовавший уже три дня, рыжий кот. Нет, похоже, это были глюки, вызванные гнилостной вонью, или солнечные блики запутались в траве. Да и раньше их рыжая чистюля помойки не жаловал.
— Ну вот, теперь можно картошку копать, — закрыв вонючую яму крышкой, Рита оглянулась на грядки. Картофельная ботва давно пожухла и почти не проглядывалась среди вечнозелёных сорняков. А ведь летом они с Егором дважды пололи и окучивали её. Во второй раз после обеда Егор даже привёл в помощь всех своих друзей.
— Зачем их так много? Неудобно даже! — Смутилась тогда Рита, привыкшая последнее время рассчитывать только на свои силы.
— Затем, что бы уменьшить количество не прополотых грядок на душу населения, — объяснил сын.
— Всё же он меня жалеет, — подумала тогда Рита, — или спешит куда?
Покончив с грязной работой, Егор отряхнул тренировочные штаны, заправил в них выбившуюся рубашку и только теперь заметил, что это та самая рубашка, в которую он спрятал кулон. Егор похолодел! Непослушной рукой он ощупал расстёгнутый карман и с ужасом понял, что кулона в нём нет!
Не было его и в подполе. Напрасно он ощупал рукой весь влажный, выворачивающий на изнанку все внутренности, земляной пол подпола. Кулона он так и не нашёл.
Несмотря на духоту, Егора пробил сильный озноб и в его душе зашевелился страх.
— Что он теперь скажет Берте? Что он вор? — мысли путались в воспалённом мозгу Егора. — Как он забыл убрать эту ценность? Просто подстава какая — то! И подставили его со своей уборкой мать и бабка!
— Ты что там увидел? — заинтересовалась бабушка Аня, заметив, как сосредоточенно Егор смотрит в подпол.
Егор взглянул на Анну ежовым взглядом: — Ты же не увидишь!
Любопытство взяло верх и Анна, дойдя до самого края, склонилась над раскрытым подполом, пытаясь разглядеть в нём невидимое.
— Вон туда смотри, — указал Егор сильным взмахом руки и при этом задел, ничего не подозревающую бабушку Аню.
Та, потеряв равновесие, беспомощно свалилась в подпол.
— Мама, ты где? — услышала Рита тревожный крик сына. — Иди быстрее, бабушка в подпол упала!
— Господи, да как же это? — прибежала на крик сына Рита.
На полу подпола светлым пятном отсвечивал халат матери. Она не шевелилась.
— Может голова у неё закружилась? — Егор казался растерянным.
Трясущейся от нервного напряжения ногой, Рита пыталась нащупать перекладину на уходящей в подпол лестнице. И тут Егор, глядя матери в глаза, молча столкнул её вниз. Пролетев два метра под землю, Рита рухнула на, лежавшую ничком, Анну. Та дёрнулась всем телом и застонала.
Глянув вверх, она увидела на лице сына гримасу отвращения.
И тут же Егор ловко выдернул из подпола лестницу и хладнокровно, не спеша закрыл крышку, сверху постелил половик и поставил на него кухонный стол, задвинув под него два стула.
В ужасе Рита рванулась вперёд и тут же потеряла сознание от жуткой боли в сломанном бедре.
Очнувшись от холода и гнилого запаха, в кромешной тьме она пошарила рукой по земляному полу и наткнулась на уже холодную мать. В её сознании мгновенно перемотались назад все события сегодняшнего утра. И снова холодные глаза сына будто уставились на неё.
Со спины пошёл сильный страх, постепенно овладевавший всем её существом. Наверно спинной мозг на подсознательном уровне сработал раньше головного.
— Что происходит? — не находила ответа Рита. — Ясно только одно: надо выбраться наверх — там жизнь!
Но ей с трудом удалось лишь немного сдвинуться в сторону и прислониться спиной к скользкой от сырости, деревянной перегородке.
— Егор! Сынок, ты чего? Ты что творишь? — до хрипоты кричала Рита, пугаясь своего нечеловеческого голоса, осознавая, что её никто не слышит в этом глухом подполе. Она плакала и её тело тряслось мелкой дрожью. Тот ужас, который она испытывала, не возможно было описать словами.
Страшно ныла негнущаяся нога. Боль от неё поднималась вверх по телу и впивалась в мозг. Колено было мокрое и липкое. Наверно, падая, она задела ногой об эту шершавую, уже гнилую перегородку.
— Вот и сепсис, — неожиданно спокойно произнесла Рита, — и underground, и достаточно глубокий. — А может эта информация и шла из её недалёкого будущего, которое теперь становилось настоящим? — вдруг ужаснулась она и дикий, животный страх и инстинкт самосохранения снова и снова заставляли её кричать и звать на помощь.
Но состарившуюся соседскую бабку Шуру ещё в прошлом году дети забрали к себе в Москву. А соседи напротив, почти не бывали дома.
Обессилив, Рита иногда замолкала. Сильный жар и ломота во всём теле сменялись ознобом. Ужасной болью дёргало ногу и постоянно хотелось пить. И слово «impossible», как перевёл его Егор — невыполнимо, подлой змеёй выползало из памяти и душило горло.