Сколько часов, дней и ночей она мучается этой страшной темноте? — Рита не знала. Здесь было только одно время суток — вечное подвальное.
Порой в бреду ей чудилась страшная чёрная машина — паровоз из детства. Она противно хлюпала, а из — под её, временами приподнимавшейся, крышки вырывался толи дым, толи пар.
Иногда откуда — то слышалась негромкая музыка. А потом нежная мелодия заглушалась смехом японской игрушки, который с каждым разом становился всё громче, вызывая у Риты приступ безумного смеха.
В очередной раз, когда Рите привиделся парень на протезах, как — то механически чётко игравший на гитаре что — то очень знакомое, она, не смотря на своё помутневшее от ужаса и боли сознание, вдруг вспомнила мелодию и слова этой песни — реквиема по ней самой: — Этот мир придуман не нами, этот мир придуман не мной!
Рита долго, молча слушала песню, лишь иногда пытаясь облизать потрескавшиеся, пересохшие губы и злилась на попискивающую рядом, всё более наглеющую невидимую крысу, которая периодически вскальзывала из дыры под стеной. А теперь эта наглая тварь, царапаясь когтями, взобралась Рите на коленку. Собрав последние силы, Рита шевельнула трясущейся рукой.
Крыса спрыгнула с колена и отбежала в сплошную темноту.
36
К вечеру стало ещё жарче и душнее. В горячем воздухе висела пыль, любимая лишь воробьями и курами, но и они все куда — то попрятались. Одинокая бродячая собака с, высунутым до земли языком, боязливо косясь по сторонам, жадно искала воду.
— Здрасте. А Димон дома? — с улицы в приоткрытую дверь осторожно просунулась лохматая голова.
— А, Лёха с макароно — продувочного! — Димкин опять был навеселе.
Изнывая от безделья и духоты, Лёха с Михалычем прошлись по отдающему жаром асфальту, от которого подошвы кед сделались горячими и повернули к дому Егора.
Открывая калитку, Лёха случайно наступил Михалычу на ногу.
— Извиняюсь, — машинально буркнул Лёха.
— Не прощу никогда! — с эксцентричностью участника художественной самодеятельности отреагировал Михалыч, поначалу даже не заметив, что на него наступили.
Егор расслабленно сидел на ступеньках крыльца и безразлично смотрел в никуда. Так он сидел со вчерашнего вечера, словно окаменев.
— Пойдём прошвырнёмся? — скорее зевнул, чем спросил Михалыч, вытирая краем футболки своё красное, потное лицо.
Егор молча закрыл дом на замок, повесил ключ себе на шею и по — плотнее захлопнул калитку.
Строгий лик Пресвятой Богородицы, столько лет продолжавшей хранить тайную карту, потемнел.
В, стоящем на их пути, магазине Михалыч купил пачку сигарет и холодную бутылку «Тархуна» и друзья поплелись вдоль по улице. Закурив, Михалыч, что бы как — то разнообразить жизнь, пнул было ногой валявшуюся пустую банку из — под пива и тут же пожалел об этот, подняв облако густой пыли.
Курить тоже оказалось не лучшим делом и сигарета полетела вдогонку банке.
— Лёш, а ну ка поди — ка сюда, — позвала Алексея мать, встретив их на дороге.
— Ма, потом, а?
— Иди, ты мне нужен! — как на зло, не отставала от Лёхи мать.
— Я вас догоню, — пообещал ребятам Лёха, свернув к своему дому.
— Мать Фунтика на докормку забрала, — позавидовал Михалыч.
В такую жару дорога была одна — на речку. Солнце палило нещадно. В траве на лужайке стрекотали кузнечики, добавляя к общему разбитому состоянию головную боль.
Вот и речка, наконец — то можно окунуться!
— Идём на песок, — не терпящим возражения голосом предложил Егор.
— Да ну, на, — начал было изжарившийся Димон, но тут же осёкся, наткнувшись на жёсткий взгляд позеленевших глаз Егора и послушно, как коза на верёвочке, поплёлся за ним.
Дальше на берегу стояли горы намытого песка. Раньше там работал земснаряд, вымывавший из реки песок и теперь дно в этом месте было опасное — сплошные глубокие ямы. Потому купающихся здесь не было, а на пляже за небольшим поворотом реки яблоку негде было упасть.
Бегавшие по песку пацанята, подобрав свои брошенные майки и рубашки, тут же скрылись, увидев приближающегося солидного Михалыча и спортивного Егора, оставив после себя на горячем песке серпантин детских следов.
Димон сбросил майку и шорты и с удовольствием почти с берега нырнул в воду. Несмотря на свой нехилый вес, он не только хорошо плавал. Отплыв подальше, он перевернулся на спину и, раскинув в стороны руки и ноги, закачался на тёплой воде, любуясь бликами солнца, отражёнными в лёгкой ряби реки. И глянул в сторону берега.
Егор, сосредоточенно карабкался на вершину горы, обсыпая руками и ногами песок. Он залез почти на самую вершину. Висящий на нём ключ цеплялся за каждую неровность и тормозил восхождение.
Егор сорвал с себя ключ и с силой отшвырнул его в сторону. И потерял равновесие. Он хотел распрямиться во весь рост, но в это время огромный пласт песка с шумом обрушился вниз, увлекая его за собой с десятиметровой высоты. Не успел он соскользнуть вместе с песком до земли, как ещё одна глыба откололась сверху и плотной, песчаной, летящей вниз стеной закрыла подростка.
— Егор, — заорал Димон и быстро, что было сил поплыл к берегу.
Сердце его истерически билось, вырываясь из груди. Такой, ужас он испытывал первый раз в жизни. Подбежав к тому месту, где он только что видел Егора, Михалыч стал лихорадочно разгребать руками песок.
Солнце жгло. Горячий и плотной зной дрожал в воздухе и духота давила, как к дождю, а на небе не было ни облачка.
И тут ещё одна куча песка отвалилась от вершины и рухнула вниз. Только благодаря своей увёртливости, Димон успел отскочить в сторону.
Песчаная гора изменилась до неузнаваемости. И Димка потерял ориентир. Плача навзрыд, на самом солнцепёке он ещё долго разгребал руками горячий песок, который застывал на влажном от пота теле, образуя корку, и провоцировал чесотку всего тела, слепил глаза, забивался в нос и в рот, заставляя поминутно отхаркиваться. Пот тёк по щекам и шее, оставляя кривые дорожки на потемневшей от песка коже.
Егор как сквозь землю провалился!
По траве и прибрежным кустам пробежал ветерок. Огромная, чёрная туча заклубилась, словно вырвавшись из преисподнии, заполняя собой всё пространство от неба до земли. Песок закрутило и понесло ветром вместе со сломанными с деревьев и кустов сучками и разным бытовым мусором.
Сразу сильно потемнело, словно вдруг наступила ночь. И разразилась страшная гроза. Слепящие вспышки молний рядом и далеко стрелами вонзались в землю. От беспрестанно грохочущего грома в ужасе содрогалась земля.
А Димка всё копал, не замечая ничего вокруг, испытывая гремучую смесь мощных и одновременно бесполезных чувств. Ему казалось, что уже прошла целая жизнь, а возможно и вечность.
Вконец обессилев, он рухнул на землю.
Такой долгожданный дождь хлынул как из ведра, обмывая Димку и цементируя песчаную гору.
Очнувшись от сплошных, тугих струй, жалящих холодом разгорячённое тело, Димка встал и пошёл прочь. Но, почувствовав сильную слабость и дрожь в ногах, он сел, обхватив руками колени, и, скорчившись, долго сидел на обсыпавшемся песке и, отбивая зубами барабанную дробь, смотрел на проклятую гору.
От удара слепящей молнии неподалёку загорелось одиноко стоящее дерево.
— Егор! Где ты! — в отчаянии крикнул Димка.
Ему показалось, что в середине горы в пляшущем отсвете огня за дождевым ливнем на мгновение появился размытый образ Егора с распластанными в стороны руками, словно распятый на кресте. Это бесконечно долгий миг навсегда остался в его мозгу. Ему казалось, что это зрелище уже никогда не уйдёт из его памяти, проживи он ещё хоть полсотни лет.
И тогда Михалыч твёрдо решил, что он ничего, никому не расскажет, потому, что это невозможно рассказать.
Эпилог
1
Откомандированный специальным институтом Адольфа Гитлера, собиравшим по установке, данной Гитлеру его советниками — экстрасенсами, различные магические артефакты и сакральные знания по всему свету, Дитрих ехал в Советскую Россию с тайной миссией.