Ключ, бьющий из скалы, направили в небольшой пруд, посередине которого на крошечном острове росла живописная сосна. Царил мир. Разнообразные травы, немногочисленные сосны и вездесущие цветы подбирались с тщательным вкусом, напоминавшим о придирчивой требовательности Кио. Прозрачность и задумчивость, привычная для садов Острова Яблонь, соседствовала с яркой пышностью материкового лета.
На краткое время Кио, Мона и связанный Аки, которого держал за плечо Изао, оказались очарованы пленительным убежищем. Даже в бледных, сосредоточенных чертах недовольной происходящим Мико проявилась мягкость.
Крепость изгоев скрывала внутри оазис. Если со стороны полуострова враги могли пытаться штурмовать Хакё, лезть вверх по остаткам сожженного леса, чтобы поймать стрелы синоби, то здесь камни обрывались, словно скалу срезали. Никто не смог бы забраться в крепость с этой стороны горы, поэтому роскошный сад Инанны надежно защищала сама природа.
- Я надеюсь, вы нарушили мое уединение по веской причине, - прозвенел хрустальный голос невидимой женщины.
Скрывшись за дорогой ширмой с изображением горной гряды, Инанна сидела у розового куста, предложив посетителям лишь свою тень.
Даже выбившийся из прически локон, которым играл ветер, был различим в четком рисунке тени, как и темные рукояти двух мечей, но своего лица Инанна показывать не спешила. Через небольшие отверстия в ширме она могла наблюдать за пришельцами, но не открывала собственного лица.
Кио был восхищен появлением, напомнившим ему старые тексты о том, как должно впервые показываться любовнику, и поклонился. Иногда знатные дамы давали обеты, запрещавшие их видеть, и это разжигало страсть. Он успел подготовиться, облачившись в светлую юкату, по которой летели, желая встретиться, алые птицы, и теперь размышлял, удастся ли ему уладить дело миром.
Взгляд рыжеволосой мечницы был устремлен на раздраженного Изао и связанного Аки, которого мастер убийц швырнул на землю.
- Ты достаточно наблюдала, Инанна. Настало время решить, что делать с сайя, - Изао говорил уверенно и сухо.
- Чем он так тебя огорчил? - любезно спросила незнакомка.
- Аяне осталась с юнцом одна - и теперь кашляет и бредит, на животе след удара. Она говорит, что там кто-то был, кто-то говорил с ним. Видно, в Хакё опять появилась крыса. Аки принес ее Йоджи, других свидетелей нет. Я словам мальчишки не верю.
Мона обратила внимание, что Изао говорил более правильно и вежливо, чем обычно, хотя бегающие бледные глаза были полны ненависти. Инанна имела вес в Хакё. Сухие губы мужчины сжимали самокрутку, распространяя липучий, едкий дым.
- Предположим, она увидела что-то лишнее. И что произошло дальше? Вместо того, чтобы отправить стрелу шпиону в сердце, она подошла ближе и позволила чем-то ее отравить? - Инанна негромко рассмеялась. - Сколько же времени должно на это потребоваться. Мы проверили их вещи. Там было многое, но только не яд.
- Я не знаю, что произошло, - раздраженно ответил Изао. - Но моя лучница бьется в лихорадке, хотя с утра выглядела совершенно здоровой. На ее животе синяк. Мальчишка мог желать отомстить. И у красавчиков полно способов обдурить девчонку, чтобы она подошла поближе.
- Это действительно странно. А им есть, за что тебе мстить, Изао? Я приказывала тебе проявить гостеприимство.
Мико, прислонившаяся к дереву, смерила мужчину недовольным взглядом.
- Аяне всадила в рыжую стрелу, - пожал плечами Изао. - И мы оба это одобрили. Я хочу отправить Аки в подвал и допросить. А если они принесли болезни, то стоит бросить в подвал всех троих.
Удовольствие, которое испытывал Изао от мыслей об этом, было почти ощутимо. Он затянулся и толкнул Аки на землю. Мона скрипнула зубами.
Есть притяжение, которое травит, как яд, и Изао был отравлен. Его вскормил материк, на котором бессмысленное изящество могли себе позволить лишь богатые. Убивать, воровать и шпионить за деньги - вот в чем он был хорош, и с возрастом он полностью принял этот жребий.
Но сайя вместе с рыжей мечницей заполнили Хакё ароматом цветущих садов на закате, мелодиями, несущими сладкую тоску, шорохом с достоинством носимых одежд, бликами настоящей любви, освещающей взгляд. Ремесло сайя не подразумевало невинности, но беглецы, прибывшие в Хакё, несли на себе ее след, и это злило Изао. Музыка Кио поразила его, но вместо удовольствия она становилась пыткой.
Сайя задавали наивные вопросы про мятежных мастеров, словно подобное могло существовать где-то кроме книг и закрытых кварталов. Но забытая даже стариками сказка находила отклик в сердце воинов, чье предназначение - подчищать за знатью материка. Отребье, которым они являлись, начинало мечтать о большем. Обожженная пустыня Соколиной столицы оживала, когда по ней плавно проходил Кио, улыбаясь, мчался Аки, или молчаливо тренировалась рыжеволосая девушка, совершившая невозможное. Это заставляло Изао злиться.