- Мне нравится, как это звучит, - признал он. – Я всецело к ва…
- Хидео.
Низкий голос Таро, которому редко противоречили, заставил сайя остановиться. Словно волна набежала на берег.
- Простите!
Мона воспользовалась образовавшейся тишиной и протолкнулась к негодующему мужчине. Она никогда не видела, чтобы Хидео дрался всерьез, он лишь дурачился и дразнил, даже если его жизни угрожали. Но остальные говорили, что его умения не стоит недооценивать, и сейчас применять их было не место и не время.
- Мы прибыли сюда с островов впервые, - мягко сказала она, обращаясь к бушевавшему торговцу. – Многие из обычаев порта Ноар нам неизвестны. Приношу извинения за несдержанность моего друга. Не стоит доводить дело до убийства.
Мона низко поклонилась взбешенному мужчине под разочарованный взгляд Хидео. Ноарец истрактовал ее вмешательство по-своему, с презрением окинув одетую в тренировочную одежду мечников девушку и татуировки на руках Таро. С его точки зрения все это, включая роскошные украшения на мужчинах, выглядело вопиюще неприлично.
- Проклятые пираты!
Когда он торопливо ушел, Хидео по-кошачьи облокотился о груду деревянных ящиков, сваленных неизвестными моряками, и изящно спрыгнул на причал.
- Боги… - искренне восхитился он. – Мона, дипломатия в твоем исполнении так будоражит. Меня впервые принимают за пирата! Не знаю даже, чего еще желать.
Хидео выглядел совершенно счастливым.
- Хватит валять дурака, - буркнул Таро. - Если ты убьешь вспыльчивого отца на глазах ее глупой дочери, начать новую жизнь это не поможет. Нас запомнят, будет легче найти. Ты и сам знаешь, что на материке люди воспитаны иначе. Будь скромнее, пока не приедем в бывшие города островитян.
- То, что вы теперь можете убивать, не означает, что любой повод подойдет.
- Дона, если бы я хотел послушать нравоучения, то пошел бы с Кио, - Хидео легкомысленно обнял ее за плечи. – Ты стараешься стать совестью четверых мужчин, сбежавших из роскошной тюрьмы. Поверь, это бесполезные старания! К тому же я только что понял, что могу делать все. Могу драться, бродить по злачным местам, где меня позорно обкрадут. Отвешивать пощечины, приставать к людям на улицах или стать служащим библиотеки… Курить опиум. Участвовать в глупых пьесах. Владеть имуществом. Делать татуировки. Стать акробатом в бродячем цирке. Жениться, ха-ха-ха!
- Тебе стоит остановиться на цирке, - усмехнулся Таро. - У тебя к этому есть способности.
Но Хидео расцвел, перечисляя никак не связанные и порой абсурдные вещи, которые в квартале сайя были невозможны. Некоторое время мужчины перекидывались самыми немыслимыми вариантами занятий, с каждой шуткой их глаза загорались все сильнее.
- Мы уже видели вечерние поединки для любых желающих, теперь я хочу получше рассмотреть Ноар и посетить лучший местный кабак, когда земля перестанет качаться под ногами.
- Я с вами, - согласился Аки.
- Таро, скажи, ты знаешь Мичиро Хёдо? Того воина, которому я вчера проиграла?
- Нет, вряд ли, - он качнул головой. - Хотя его лицо кажется знакомым.
- К демонам Мичиро Хёдо! - провозгласил Хидео.
Трое мужчин и задумчивая рыжеволосая девушка направились в город, оставляя судно Энцо позади.
Черноволосый татуированный Таро, и впрямь похожий на пирата, улыбался, словно новый король, и обжигал темным взглядом. Хидео, как и прежде, оскорблял всех каждым вздохом – ветреный танцор, многозначительно жмурящий зеленые глаза. Аки был восхищен неизведанной землей, словно выпущенный из неволи зверь. Он пробовал ее каждым пружинящим шагом, испытывал молодой, бьющей ключом энергией и вертел головой так, что цепочки в его ушах звенели.
Это был хороший день. Как и все хорошее, он быстро закончился.
Глава 3. ЛОВУШКИ СВОБОДЫ
Философ Рю писал в «Битве любви», что у вожделения есть два лика, белый и черный. Тот, что обращен к великодушию и щедрости, светел. Тот же, что обращен лишь к самому себе, притягивает тьму. Мона не была так образованна, как основатель квартала сайя или те, кто без конца спорили о его главном труде, но эти слова всплыли в памяти тем вечером, когда она размышляла о приглашении на маскарад.
Она трактовала слова Рю так: если ты охвачен искренней страстью, думая и об удовольствии другого, это принесет радость обоим, если же ты лишь потакаешь своим прихотям, это заставляет сердце гнить.
Как ни странно, похожие мысли встречались и в книгах мастеров меча, хотя телесной щедрости сайя они предпочитали умеренность и аскетизм. Тот, кто хочет лишь насытить жажду победы, может прославиться, но полноценно не познает путь меча.