Тяжесть изгнания и его необратимость постепенно настигали Мону, и вместо бесполезных размышлений о потерянном она предпочитала сосредоточиться на том, что находилось в ее власти. Она замочила точильные камни в чистой воде, чтобы после заострить свой меч, и спустилась вниз, разыскивая брата или Аки.
У входа в постоялый двор разговаривали Таро и Хидео. Первый сайя не изменял черному и серебру. Скромность мужской одежды с материка сразу привлекала внимание к непокорному, грозному лицу. Разлет похожих на крылья чайки бровей и глаза, которые всегда атакуют. Властность Таро и богатые ножны меча дополнялись компанией веселой распущенности Хидео. Не было даже сомнения в том, что Ноар их заметит.
- Дона.
Расстояние заполнили вибрации голоса Таро, оно больше не ощущалось пустым. Его голос всегда прикасался, сайя не нужно было приближаться.
Все в нем погружалось в нее, не спрашивая, тонуло, словно она река, – насыщенный взгляд подведенных глаз, низкий голос, его запах, узоры татуировок. Она вбирала каждую мелочь, как слепой, чьи пальцы жадно исследует неведомое. Его буйная красота, которую нельзя присвоить, каждый раз завораживала Мону.
Она заправила за ухо прядь волос, сбрасывая наваждение. В обществе сайя есть лишь один способ остаться собой – не позволять им слишком много.
- Мы собираемся отправиться на маскарад, напиться и узнать, что нравится местным женщинам, - заявил Хидео, сводя все ее старания на нет. – Хочешь с нами?
Мона отвела взгляд от Таро.
- Теперь вы свободные мужчины, - пожала плечами она. - Но это не значит, что стоит творить бесчинства.
- Я только и мечтаю, что о бесчинствах. Сотня… Нет! Тысяча бесчинств – вот что меня удовлетворит. Я не согласен на меньшее.
- И мне, и Хидео просто нравится спрашивать, - в глазах Таро притаились смешливые искры. - Никакие злачные места Ноара этого не изменят, Мона. Каждый из нас, даже беглый подлец Кацу, на большую часть души – только твой.
«Только твой», - отдалось в висках Моны. Слова упали, словно семя в весеннюю почву, и теперь разрастались внутри.
Порой ей казалось, что она сможет видеть в Таро лишь беспощадный клинок, но чувства не исчезают по щелчку пальцев. Сайя знал, что ей хотелось это услышать, и ему было несложно сказать. Будь его сердитый ученик рядом, Таро бы сдержался, но вечер уже дышал искушениями. Ему хотелось взять Мону с собой, пройти вместе с ней по незнакомым улицам, словно обычный человек, чего он так долго был лишен.
- Искать школу мятежных мастеров нравится мне больше, чем прожигать время. Но я готова посмотреть на маскарад.
- Наконец-то слова настоящего бойца!
Таро засмеялся, Хидео взял ее за руку и увлек наружу. Его духи, смесь сладостей и пикантной остроты, окружили их терпким облаком.
Троица быстрой походкой пересекала полукруглые мостики и короткие улицы чужого порта, периодически спрашивая дорогу. Люди глазели на них, но издалека. Ноар не привык к красивым мужчинам с манерами королей, но его жители хорошо понимали язык власти и богатства и видели, что имеют дело с непростыми людьми. Рука Таро, лежащая на рукояти темных ножен, тоже о многом им говорила.
Таро почти касался Моны плечом, когда рассказывал о том, что они с Хидео успели увидеть. Его голос и близость, смесь уважения и мучительного притяжения, тревожили ее. Она подумала, что никогда не смогла бы пройти с ними вот так по столице Острова Яблонь. Их растерзала бы восторженная толпа.
Одурманенная гудящими словами и окружающей новизной, она взяла маску птицы с лотка торговца и скрыла лицо. Время двигалось штрихами, проваливаясь, как гнилая лестница. Они шли на музыку, веселое бренчание струн и всхлипы дудок, вторгались на чужой праздник, делая его своим.
Вино из рук Хидео. Вычурные ворота с вырезанными розами и двумя мордоворотами у входа. Винтовая лестница в зал, где люди танцевали так, словно перепутали танец и постель. Клубы дыма – едкого, дурманящего. Таро, по плечу которого ползет рука разукрашенной куртизанки, темные ручьи его волос. Хидео, платящий за проигрыш в картах дорогим кольцом, за цену которого можно было бы купить половину здания. Все принимали их за богатых купцов или пиратов, а на Мону смотрели, словно на их вещь.
Она не ловила на себе оценивающих взглядов мужчин, похожих на оскорбление, прежде. Сайя были нескромными, откровенными, но они всегда предлагали, а не пытались отобрать. Лишь изломы Кацу, в которых секс тесно переплетался со страданием, напоминали ей охоту, которую жители Ноара устраивали в этом зале. Они потеряли суть любви, показывая всем лишь черные лики. Квартал сайя был местом открытий, маскарад Ноара – тайным пороком, которого пришедшие вожделели и стыдились. Они прятали лица, чтобы распалять тела.