— Хорошо, что признался. По поводу женщин надо будет выяснить подробнее, покажешь из какого они были дома. А вот что делать с тобой, ума не приложу, — Петр сильно задумался.
— Давай его возьмем с собой, но никому не скажем, что он оборотень. Доберемся до мамки, она же ведьма, придумает, как снять с него это проклятье, — Гришке было сильно жаль паренька, оказавшегося в беде, без помощи родных. Он не был виноват, что таким уродился, ему требовалась помощь и знания.
— Можно и так поступить, что Сенька скажешь? — сейчас Петька посмотрел на девчонку, прикидывающейся парнем, чтобы окончательно принять решение.
— Надо еще две ночи помочь ему пережить, пока он будет обращаться монстром. А потом забрать его из деревни и пособить парню, — девчонка была такой же сиротой и прекрасно понимала, как сейчас трудно приходится подростку, поэтому встала на его сторону.
— Пойдем тогда выясним, что на самом деле стало с теми женщинами. Если ты в этом не замешен, то ночью поможем и не дадим моим дружинникам тебя поймать. В этот момент Ванька поднял одну бровь, явно не понимая почему Петька назвал дружинников своими. — Да, это моя охрана, ведь я император, Петр Алексеевич, очень приятно, царь, — протянув руку пареньку, рассмеялся шутник.
В доме, где пропали две женщины и ребенок, за столом сидит хмурый, обросший мужик, явно с похмелья и видеть троих подростков не желает. Он, кажется, даже не в курсе, что в деревню приехал сам император с дружиной.
— Что вам понадобилось, брысь отсюда, засранцы, — совсем не учтиво и невесело встречает нежданных гостей.
— Доброе утро. Перед государем Петром можно было бы и повежливее, — неожиданно заступается Сенька за друга, — мы к вам по делу о пропавших ваших женщинах. Хотим точно понять, что с ними стало.
— Какой еще к черту, государь, откуда ему здесь взяться? — с бодуна мужик не хочет включать мозги. — Зверь их забрал, сразу всех троих, ни тел, ни косточек так и не нашли. Старуху мог бы и оставить, зачем ему старое мясо?
Петька усмехнулся, он ожидал, что глава семьи будет горевать и сожалеть о случившемся, а тот словно и не переживает вовсе. Но чужая душа потемки.
— А можно узнать, женские вещи случайно не продали из дома, когда все это произошло? — сейчас в доме было жутко грязно, и вещей, принадлежащих женщинам, не было видно. Хотя от них хозяин дома давно мог избавиться.
— Ты про тряпки, что ли? Не смотрел, они вон в углу в сундуке должны храниться, — а вот от такого отношения даже Сенька выпал в осадок. Он подошел, открыл сундук и криво усмехнулся.
— Женщины не были убиты зверем, они просто сбежали от садиста алкоголика, вещей тут нет, — после этого, ребята вздохнули с облегчением. Значит, тот паренек никого из людей не убивал, и его казнить не стоит.
— Как это не были убиты? А куда же они делись, им ведь идти некуда, нет у них дальних родственников, — сильно удивился мужик, хотя скорее всего подозревал об этом. Но ему было не выгодно говорить о том, что его жена с ребенком и теща бежали из деревни подальше от него. Ведь он частенько всех троих поколачивал, но хотел это скрыть.
— Здесь всё выяснили. Хорошо, что никто на самом деле не пострадал, кроме скота, — улыбнулся Петька. — Пойдемте узнаем, что мои гвардейцы придумали на эту ночь.
Когда Петька с Сенькой направились в отряд, который уже проснулся и готовил себе обед, Гришка решил порадовать Ваньку, вернувшись в дом на окраине.
Картину, которую он увидел, совсем ему не понравилась. Парень, стоя на столе, перекидывал веревку через балку под потолком, желая повеситься.
— Ты не убивал никого из жителей деревни, так что не дури, никто тебя казнить не собирается, — Гришка встал в дверях, наблюдая за потугами самоубийцы.
— Мне просто не хочется так больше жить, как вор, как зверь, не в состоянии себя контролировать. Меня рано или поздно поймают и пристрелят, — не согласился с доводами Иван.
— Так я же сказал, что мамка может помочь, она у меня сильная ведьма. Потерпи пару дней, прокатись с нами до села Никольское, и может твоя жизнь изменится к лучшему, — Гришка подошел и отобрал веревку из рук парнишки.
— Да кому я нужен? Мне никто не рад, все только ненавидят. Теперь и вы станете меня презирать. Мне лучше не жить, всем от этого будет легче, — парень сел на лавку, закрыв лицо руками, чтобы не было видно слез.