— Да я и здесь могу ответить на все ваши вопросы.
— А почему не в офисе? — скривился Бонзе.
— Наш завод — режимный объект, и доступ на его территорию ограничен лицами, работающими на этом заводе.
— Эм-м-м, — протянул Аллан, — вы, наверное, не вчитались в идентификатор.
— А вы, наверное, не вчитались в законы. Вход на территорию завода может быть разрешён лишь по особому распоряжению министра справедливости либо по абсолютному зелёному доступу.
— Я не в цеха к вам ломлюсь, а всего лишь в ваш кабинет.
— Не имеет значения, — отрезал директор.
— Ладно, — скрипя зубы согласился детектив. — Гражданин Дон, мне нужно поговорить с вами о пропадающих с завода артефактах.
— А… ну, — замялся уже не настолько смелый директор, — я уже уволил виновного сотрудника. Он сейчас под следствием.
— И что вы можете сказать в своё оправдание?
— Оправдание чего? Что на завод просочился нечестный ураториец? Так я мыслей читать не умею, он устраивался с хорошим образованием и отличными рекомендациями. Кто знал, что он начнёт воровать?
— Как же он мог проносить артефакты мимо проходной с высоким уровнем защиты в течение трёх лет?
— А кто сказал, что он что-то проносил? Он просто списывал вполне рабочие устройства в неликвид.
— Так, стоп. Как мне пояснили, у вас артефакты именно пропадали.
— Да нет же, там другая история. Смотрите, любой проверенный артефакт отмечается в системе и регистрируется как рабочий, а неликвид списывается по бумажкам, потому что других вариантов и не остаётся. Неликвид вывозится у нас на разборку в другой цех, и их там особо и не считали. Так вот, Бейли…
— Бейли?
— Освальд Бейли приписывал по одному девайсу в месяц к неликвиду, и этот неликвид уплывал на разборку. И там он просто разбирался.
— А для чего он это делал, он пояснил?
— Рассказал, что так хоть немного, но боролся с несправедливостью ураторийского мира. Короче, нёс полную чушь. Так что, артефакты, по сути, не пропадали, а вполне рабочие образцы разбирались на компоненты.
— Вы знаете, я бы поверил в вашу сказку, если бы не стали всплывать незарегистрированные артефакты.
— Как незарегистрированные? Я же всё объяснил. Весь незарегистрированный неликвид полностью разбирается для переработки.
— Что-то тут не то в вашей системе контроля, что-то не то. Кто-то нашёл лазейку, обошёл систему и стал выносить тот самый ликвидный неликвид. И если вы её ещё не нашли, то найду её я.
— Да что искать? Не могли артефакты вынести с завода, не могли!
— Не могли, если бы не помощь, я так полагаю, высших чинов.
— Вы на что намекаете? — возмутился Пирс.
— Да ни на что, я оперирую только фактами. А так как их у меня пока нет, обойдёмся без прямых обвинений. Что ж, на сегодня у меня всё.
Аллан кивнул и протянул Дону левую руку. Директор сперва замялся, всё-таки большинство ураторийцев были правшами, но всё же протянул детективу свою левую ладонь, что и требовалось Бонзе. Детектив перед этим незаметно поколдовал над своим девайсом, и теперь, при тесном рукопожатии, его браслет считал с браслета Пирса все данные. Единственное, нужно было придержать руку оппонента секунд пять, чтобы успела пройти передача информации. Дон хотел убрать ладонь, но почувствовал сопротивление Бонзе и всё понял.
— Как вы смеете! — запротестовал он. — Мои личные данные находятся под защитой закона!
— Так-таки, это вы плохо читали законы. У меня есть хоть и не абсолютный, но зелёный доступ ко всем данным и личной информации каждого ураторийца.
Бонзе для надёжности придержал кисть Пирса ещё пару секунд и отпустил. Директор испуганно потёр запястье и нервно прокричал:
— Я буду жаловаться!
— Да вперёд! Прямо сейчас езжайте в Министерство, — фыркнул детектив, развернулся и пошёл прочь.
Бонзе снова шёл оживлёнными улицами в направлении хорошего, в понимании детектива, бара-ресторана. Хотелось вкусной домашней еды, а то от сублимационных брикетов уже тошнит. Да, удобно, особенно для работающего холостяка, но не то пальто, как говорят. Дико хочется… м… запечённой курочки, да с картошечкой фри! М-м-м, вкусняшка! От мыслей о золотистой корочке на птичке у Аллана раньше времени потекли слюнки, и пришлось судорожно сглотнуть. Ещё сотню метров, полчаса ожидания, и вкусный полуобед-полуужин, исходя из того, что время приближалось к четырём вечера, будет на столике у Бонзе.