Мне постоянно казалось, что за мной кто-то следит. Даже находясь в доме одна, я чувствовала чье-то присутствие. Это еще больше давило на психику, и в какой-то момент я поняла, что не ощущаю себя в безопасности даже в собственном доме.
Муж стал сильно переживать из-за моего состояния, и все чаще и чаще я слышала от него о больнице, в которую стоило бы обратиться. Я и сама уже начала подумывать об этом, но что-то меня постоянно останавливало.
Я практически перестала выходить на улицу, полностью замкнувшись в себе. Маринка и Ромка стали частыми гостями в нашем доме, особенно в отсутствие моего мужа. Думаю, что Миша сам их об этом попросил, но мне было все равно. Я все меньше реагировала на окружающих меня людей и все больше погружалась в свой личный ад.
— Оля, я хочу, чтобы ты знала, я сделал это только ради тебя.
Я непонимающе смотрела на мужа. Лишь позже, когда я увидела врачей в белых халатах за его спиной, меня озарило понимание. Я не успела отреагировать, а двое санитаров уже помогали держать меня, пока врач делал какой-то укол.
Когда все перед глазами стало плыть, я поняла, что скоро вернусь в те кошмары, от которых так старательно бежала.
Ненавижу белый цвет. Теперь он всегда у меня будет ассоциироваться с палатой, в которой я провела несколько следующих дней. Муж позаботился о хороших условиях для меня в виде отдельной хорошо обставленной палаты, личной охраны за дверью, личной медсестры, которая была готова помочь при необходимости, но тоже находилась за дверью, чтобы не раздражать меня.
Только все это не отменяло того, что я была в психушке, куда меня упек собственный муж.
Может, я правда схожу с ума?
Может, я сумасшедшая?
Эти мысли все чаще и чаще стали мелькать у меня в голове.
Два раза в день меня пичкали какими-то таблетками, от которых я засыпала и погружалась в свои персональные кошмары. На самом деле не все они были кошмарами, просто странные сны.
Лия.
Этой ночью, как и во все предыдущие, в своих снах я была ею.
Эта именно я бежала по шелковистой траве босиком, в длинном нежно-голубом платье, которое развевалось от легкого дуновения ветра. Именно я заливисто смеялась и постоянно оборачивалась, чтобы видеть бегущего за мной черного волка.
Не она, а я спустя недолгое время оказалась лежащей спиной на траве, а сверху на меня завалился тот самый черный волк, который обнюхивал меня, вызывая все новые приступы смеха.
Как же хорошо и легко мне было — только ровно до того момента, как вместо волка на мне оказался симпатичный темноволосый юноша, одетый в одни лишь брюки.
Тот юноша был невероятно красив и притягивал мой взгляд. Я чувствовала напряжение, которое так и искрило в воздухе между нами. Прекрасно видела в его глазах огонь желания, который мог перерасти в самое настоящее пламя.
Этот огонь, это желание передалось и мне, заставляя чувствовать смятение, вину и страх перед тем, что должно было произойти. Мое сердце готово было вырваться из груди, когда он опустил взгляд на мои губы.
Когда же его губы накрыли мои, то неуверенность, страхи и чувство вины покинули меня. Все перестало иметь значение, кроме этих невероятных губ, которые поднимали меня на вершину блаженства.
Утром муж навестил меня, впервые за все эти дни. Неуверенно помявшись возле двери, он прошел к кровати и уселся на самый край. Его взгляд искал мой, пытаясь привлечь к себе внимание.
— Прости, что не навещал тебя все это время. Я хотел прийти, но врачи запретили.
Подтянув ноги к груди, я сидела на кровати, облокотившись о стену. Мой взгляд блуждал по комнате, стараясь не встречаться с взволнованным взглядом мужа.
— Оля, я хочу, чтобы ты выздоровела. Хочу вернуть свою жену. Не сердись на меня за это, пожалуйста.
Я слышу его, но не могу услышать. Его слова будто проходят сквозь меня, никак не находя отклика в душе. В голове моей раздаются совершенно другие слова, которые не дают мне покоя, а перед глазами мелькают воспоминания, которых никогда не было.
— Я люблю тебя, мой родной, — шепчу я, находясь в объятиях дорогого мне человека.
— Я тоже люблю тебя, моя единственная. Жить без тебя не могу! — отвечает мне мой обожаемый муж.
Миша никогда не говорил мне таких слов, ему всегда тяжело давалось выражение чувств. А вот в моих снах все совершенно иначе. Даже наяву у меня иногда всплывают в голове картины, которых никогда не было.
А может, были?
— Миш, а какой тост ты говорил на нашей свадьбе?
Муж явно удивился моему вопросу, но тут же взял себя в руки.
— Я не говорил никаких тостов. Ты же помнишь, я совершенно не умею этого делать.