— В любом случае, этих людей не занимает белая чума, — пробормотал он. — Насколько могу судить, они в отличном здоровье и полны жизни!
Шаффи повторил, что все будет хорошо, но его собеседник заволновался и разнервничался.
— Если я хорошо вижу… но поднялся туман! С запада движется плотный туман, и я различаю нечто, похожее на виселицу!
Шаффи оттолкнул его и в свою очередь заглянул в бойницу. Но окрестности выглядели размытыми и туманными. Он раздраженно затряс головой.
— Стражник, принеси подзорную трубу! — приказал он. Едва он поднес ее к глазу, как пробормотал: — Действительно, там воздвигают виселицу, а рядом стоит человек, которого ждет ужасная участь. Боже… — Шаффи опустил подзорную трубу и застыл, выпучив глаза и уставившись в одну точку.
— Что вы увидели? — удивленно спросил Паркинсон.
Местность внезапно накрыл туман, подняв непроницаемый занавес над спектаклем.
— Вас требует судья Олдсдорм! — внезапно крикнул Паркинсон.
Шаффи немедленно покинул башню.
— Иду! — крикнул он.
Шаффи бежал так быстро, как ему позволяли старые ноги. По пути он бесцеремонно расталкивал нерасторопных стражников, крича: «Дорогу! Дорогу!» людям на своем пути.
В человеке у виселицы он узнал своего прежнего хозяина Пилгрима.
— Дорогая, на рыночной площади куча народа, — сообщил Тим Бэнкс, прикрепив маленькое зеркальце к окну и принимаясь за бритье. Сьюзен с любопытством приподняла штору и тут же уронила ее, вскрикнув от ужаса.
— Бедный грешник, — с состраданием вздохнула она, — там строят виселицу, где его вскоре повесят.
— Предпочитаю не видеть этого, — откликнулся парикмахер, меняя место зеркала.
Толпа продолжала расти, слышались крики и смех, словно толпа ждала развлекательного спектакля.
Тим закончил свой туалет и удовлетворенно погладил гладкие подбородок и щеки.
— Ну вот, женушка, теперь могу сесть за стол, как благородный джентльмен. Надо спуститься и убедиться, что завтрак столь же достойный, как ужин.
— Иду, — крикнула Сьюзен, — я возьму тебя под руку у входа в обеденный зал, так делают в высшем свете. — Она повернула ручку, потом удивленно тряхнула головой. — Дверь заперта снаружи.
Бэнкс попытался открыть дверь, но был вынужден согласиться с женой: их заперли в номере.
— Быть может, так поступают в изысканных постоялых дворах, — предположил он. — Дернем за шнур звонка.
В глубине дома послышался звон, но никто не пришел.
— Час от часу не легче, — проворчал Тим Бэнкс, — я умираю с голоду и вовсе не ценю столь странные обычаи.
Миссис Сьюзен печально уселась в кресло. Тим рискнул выглянуть в окно. Ловкие столяры воздвигли посреди площади деревянное возвышение и ставили широкую виселицу.
— Двоих собираются вешать, — сообщил он, — вижу, как палач перекидывает через перекладину две веревки.
Дрожащая, но любопытная Сьюзен встала рядом с мужем и выглянула наружу.
— Посмотри на человека в черном бархатном берете, — сказала она, — я уже видела его лицо.
— Вчера, быть может, когда мы приехали, — предположил Тим, — хотя я не обратил особого внимания на лица. Я думал о том, что нас ждет здесь.
— Нет, я видела этого человека в Лондоне, — твердо возразила Сьюзен.
Тим пригляделся и согласился с женой:
— Я его не раз брил. Припоминаю, приятный болтун. Он утверждал, что некогда знал нас, и каждый раз упоминал о нашем дорогом Уильяме.
— Точно, дорогой! Но тогда на нем была ливрея слуги, а теперь он в форме высшего офицера полиции!
Супруги Бэнкс могли бы продолжать говорить о своем удивлении, если бы на площади не появилась группа стражников с алебардами в темном одеянии, как требуется во время казни.
— Они направляются сюда! — взволнованно шепнула Сьюзен.
— Чтобы предложить сердечное лекарство, — сказал Бэнкс, — можно понять в столь зловещих обстоятельствах.
На площади воцарилось молчание. Все следили за стражниками, которые размеренным шагом приближались к постоялому двору «Голубая луна».
— Тимотеус, — вдруг зарыдала Сьюзен, которую охватил странный страх, — происходит что-то необычное и ужасное.
— Чушь, — пробормотал Бэнкс и с испугом вздрогнул, услышав скрип ключа в замочной скважине. Дверь открылась. Перед ними стоял Шаффи и недоброжелательно смотрел на них.
— Тимотеус Бэнкс и Сьюзен Бэнкс, его супруга, — сухо произнес он, — нет смысла отрицать, кто вы. Я вас знаю!
— Конечно, вы нас знаете! — облегченно воскликнул Тим. — Вы были хорошим клиентом, и я вас всегда хорошо обслуживал, не так ли?
Шаффи хрипло рассмеялся:
— В настоящий момент это не имеет никакого значения, Бэнкс, следуйте за мной, а также ваша жена. Я приказываю от имени Закона!
— Что вы собираетесь с нами сделать?! — выкрикнул Бэнкс.
— Узнаете в свое время! Быстрее, — сухо приказал Шаффи.
Бэнкса отделили от жены вооруженные стражники. И вытолкали обоих из номера. Тим услышал рев толпы, металлический перезвон алебард, злобные распоряжения Шаффи.
Вдруг живая цепь стражников разорвалась. Они стояли перед виселицей.
— На помощь! — закричал бедняга. — Это ошибка. Я — Тим Бэнкс, честный и уважаемый парикмахер из Лондона.
В нескольких шагах от виселицы стоял стол, накрытый красным сукном, за которым восседал муниципальный суд.
— Тихо! — крикнул Шаффи. — Слово его светлости, судье Олдсдорму.
Холодное мраморное лицо сэра Олдсдорма повернулось к дрожащему Бэнксу и его жене, едва не потерявшей сознание.
— Тимотеус Бэнкс и Сьюзен Бэнкс? Вы родственники Уильяма Бэнкса, не так ли?
— Да, — едва пролепетал Тим.
— Уильям Бэнкс написал вам письмо, в котором просил вас спешно приехать в Бредфорд!
— Не в Бредфорд! — вскричал с удивлением Тим.
— Есть лишь одна возможность спасти свою жизнь и жизнь своей жены, Тимотеус Бэнкс! — судья Олдсдорм указал на солнечные часы на ратуше. — До полудня вы останетесь у виселицы. И если к этому моменту Уильям Бэнкс не сдастся властям, вы будете повешены, — голос его зазвучал угрожающе, — ибо Уильям Бэнкс не кто иной, как Редлау, мерзавец, который осаждает в настоящий момент город Бредфорд.
Полдень: тринадцать ударов часов
Время тянулось угрюмо и зловеще. Толпа устала кричать и вопить, проникшись странным состраданием к двум пожилым пленникам, которые стояли на верхней ступеньке эшафота. У каждого на шее была веревка.
Несмотря на плохую погоду, судья Олдсдорм оставался за столом трибунала, застыв, как каменная статуя. Бледное солнце освещало мрачную сцену. Тень от столбика солнечных часов скользила по циферблату.
— Одиннадцать часов! — послышалось в толпе, но стражники не сдвинулись с места.
— Одиннадцать тридцать!
Без четверти двенадцать!
Жалобный звон муниципального карильона заиграл вступительную мелодию. На башне коммунальной ратуши появились две деревянные человеческие фигурки и принялись быстро стучать по колоколу. Полоска тени на солнечных часах подбиралась к цифре XII, и человечки спрятались в свою высокую будку. Бредфордцы знали, что это означает: большой колокол начнет отбивать двенадцать ударов полудня. Со всех сторон послышались жалобные стоны. В толпе послышались призывы: «Помиловать!»
Но ледяной взгляд верховного судьи был красноречив: ждать снисхождения не стоит. На деревянном возвышении появился суровый мужчина в черном костюме и островерхой шляпе: палач Бредфорда.
Банг! — прозвучал первый удар колокола.
Пусть он звонит медленнее! Тим Бэнкс поднял голову и повернул залитое слезами лицо к жене.
— Сьюзен, — сказал он твердым голосом, который вряд ли стоило ожидать от человека в столь ужасном положении, — дорогая жена, мы никогда не причинили ни малейшего зла никому, мы всегда были честными и законопослушными людьми, мы боялись и любили Бога всю свою жизнь. Уильям может оказаться бандитом. Но мы не должны бояться предстать перед Всемогущим.