Солнце коснулось горизонта, и Сергей заметил, как окна богатого квартала начали подсвечиваться мерцающим светом. Ровный ряд огоньков, загорающихся в уличных фонарях, постепенно приближался к нему по улице. Хорния-фонарщица, подойдя к очередному столбу, вставляла в него изогнутую ручку и крутила, от чего стеклянный абажур опускался на веревке вниз. Залив туда что-то из глиняного кувшина, она наклоняла голову, и с ее рога соскакивала искра, поджигавшая фонарь. Хорния, подняв его на место, торопливо перебегала к следующему столбу. Свое дело она выполняла настолько быстро и четко, что успела пройти всю улицу до того как солнце скрылось. «Вряд-ли они тут используют жир, — подумал Сергей. — Значит — масло и, скорее всего — растительное. Сомневаюсь, что тут развита переработка нефти». Вернувшись мыслями к жареной картошке, он решил заглянуть в кладовку и проверить, нет ли у Канеи своего запаса масла для освещения, но время уже было упущено. Если в комнате еще можно было ходить, не натыкаясь на мебель, то до кладовки уличный свет уже не доставал.
Послышался стук захлопнувшейся двери и еле-слышный разговор, а потом в комнату поднялась хозяйка лавочки со своей подчиненной. В зубах она несла глиняный сосуд, похожий на лампу Аладдина, только с горизонтальной ручкой, так чтобы удобно было держать во рту. Над тонким носиком лампы плясал яркий язычок пламени. «Сегри, ты где? — встревоженно спросила белая эква и, заметив своего подопечного, радостно фыркнула, от чего пламя чуть не потухло, заметавшись в разные стороны. — Ах, вот ты. Я в тебе не сомневалась, но все равно тревожилась». Поставив лампу на стол, она развернула копытами свиток и кивнула Вириде. Подчиненная вытащила из сумки связку бочонков на нитке и добавила сверху еще пять штук.
— Вот, в связке ровно монета, и еще голова и один бочонок, — отчиталась она. — Почти перед закрытием зашла служанка луни Венты и купила три коробки рандий.
— Это хорошая новость, — порадовалась Канея. — Продиктуй, весь список проданного.
Записав сведения, она отпустила работницу домой. «Завтра я отдам оставшуюся монету, и мне не придется брать кредит у ростовщика, — задумчиво произнесла довния. — Все складывается более чем удачно». Серый решил, что ее привычка думать вслух появилась давно, просто теперь у нее появился слушатель.
— А где мне можно устроиться спать? — поинтересовался Сергей.
— Эмм… не знаю. А как ты обычно спишь? — озадачилась хозяйка.
— Ну… я могу спать с тобой, — решил прощупать он почву. — Ночью становится слишком холодно…
— Нет! — твердо воскликнула эква.
— Но что в этом плохого?
— Нет! Так делать нельзя, — ответила она непререкаемым тоном. — Экусы всегда спят отдельно.
— Хорошо, — Серый решил не настаивать. — Тогда мне нужна подстилка и покрывало. Желательно — потолще, чтобы не замерзнуть.
— Я разложу тебе кровать своей элоки. В ближайшее время она ей не потребуется, а там — что-нибудь придумаю, — решила довния.
Слово «элока» — было новым, но Сергей уже так хотел спать, что решил его значение выяснить как-нибудь потом. За ширмой, отгораживающей спальное место, оказалась еще одна сложенная кровать, и Канея быстро опустила ее в спальное положение. Серый достал из-под кровати тюфяк с покрывалом, обустроил местечко и залез в кровать. По соседству зашуршала одеялом хозяйка, устраиваясь на ночлег.
— Эквиала, Сегри, — послышался ее голос.
— Эквиала, Канея, — ответил он, засыпая.
Утром Серый проснулся от доносящегося из-за ширмы спора. Не желая вылезать из теплой кровати, он прислушался и различил, как Канея втолковывала что-то обладательнице слегка визгливо-плаксивого голоса.