Свет освещает кабинет.
Мышевский. Спасибо за кофе, Сталвер Ударпятович.
Голышкин. Может быть, еще чашечку?
Мышевский. Если не возражаете, профессор, я хотел бы перейти к делу.
Голышкин. Извольте. (Жестом показывает на свою книгу). Итак, уважаемый господин Мышевский, если я вас правильно понял, вас влечет потусторонний мир и его тайны?
Мышевский. Я прагматик, профессор. Тайны потустороннего мира? Они начнут меня волновать, когда я переселюсь в этот самый мир. Надеюсь, это произойдет не скоро. Пока что для меня имеют интерес тайны мира живых. Вернее, только одна из них. Но уж за ней я, подобно Орфею, готов даже спуститься в царство мертвых.
Голышкин. И что же это за тайна, господин Мышевский? Она того стоит?
Мышевский. (Скрывая свое лицо в тени). Философский камень.
Голышкин. Хм-м… Так ваша навязчивая идея – это магистериум?! Признаюсь, вы меня разочаровали.
Мышевский. Но почему, профессор, вы так презрительно отзываетесь о моей идее фикс?
Голышкин. В конце концов, это даже не камень, если говорить о его внешнем виде. А некий химический реактив. Порошок, необходимый для трансмутации различных металлов в золото.
Мышевский. Вы считаете, это важно – как выглядит тайна, сводящая вас с ума?
Голышкин. А как же! Ведь вам не все равно, как выглядит женщина, которую вы собираетесь покорить? Или, говоря ужасным современным языком, уложить в свою постель.
Мышевский. Как можно даже сравнивать!
Голышкин. Но, возможно, я тороплюсь с выводами? И вас волнуют другие свойства философского камня? Те, которые, так сказать, можно употребить во благо человечества? Ведь принятый внутрь в малых дозах, этот золотой напиток – древние алхимики называли его аurum potabile, – способен исцелять любые болезни, омолаживать человеческое тело и даже продлять жизнь.
Мышевский. (Презрительно). Облагодетельствовать человечество? (Меняет тон, спохватившись). Знаете, профессор, я как-то не думал об этом. Возможно, потому что человек по природе своей – эгоист. И разве можно его за это винить? Таким его создал Господь Бог.
Голышкин. Но, к счастью для человечества, не всех людей Бог создал эгоистами. Истории известны примеры, когда некоторые индивидуумы жертвовали своей жизнью ради блага остальных людей.
Мышевский. В семье не без урода, профессор. И, в конце концов, если будет счастлив каждый – разве это недостаточно для счастья всего человечества?
Голышкин. А вы искусный софист, господин Мышевский. И в чем-то схожи со своим вожделенным философским камнем. Ваши мысли, как яд, проникают в сознание и разрушают благородные идеалы. Трансмутируют романтиков в циников.
Мышевский. Право, профессор, вы слишком строги ко мне.
Голышкин. Ну да оставим этот бесплодный спор, господин Мышевский. Вернемся к его истокам. Разве вы не знаете, что философский камень считается досужей выдумкой древних алхимиков?
Мышевский. Да-да, я слыхал об этом. И о том, что позднее ее подхватили, как знамя, шарлатаны разных мастей. И начали зарабатывать на простаках, поверивших в чудесную силу философского камня.
Голышкин. Ну, вот видите…
Мышевский, увлекшись спором, встает с кресла и начинает ходить по кабинету, иногда задевая кресла и стулья, но в сильном волнении не замечая этого.
Мышевский. А Раймонд Луллий? Вы знаете об испанце, жившем в четырнадцатом веке? Английский король Эдуард заказал ему выплавить шестьдесят тысяч фунтов золота из ртути, олова и свинца. И он выполнил заказ!
Голышкин. Все расчеты по торговым сделкам тогда велись оловом. Столько золота просто не могло быть во всей королевской казне!
Мышевский. Но остались исторические документы. Из них явствует, что в эпоху короля Эдуарда королевская казна была полна золота. Им расплачивались при заключении самых крупных сделок с торговой республикой Ганзой.
Голышкин. Даже в исторические документы может вкрасться ошибка.
Мышевский. Пусть количество золота преувеличено. Но ведь сам факт никто не оспаривает! Отчеканенные из золота Раймонда Луллия нобли до сих пор хранятся в английских музеях.
Голышкин. Великая мистификация!
Мышевский. Сталвер Ударпятович! (Обвинительным жестом наставляет палец на собеседника). Вы обвиняете английского короля во лжи?
Голышкин. Хм-м… Не короля. А так называемых летописцев.
Мышевский. Профессор, почему вы не хотите поверить в самое простое объяснение? В то, что Раймонд Луллий каким-то неведомым образом узнал рецепт приготовления философского камня и воспользовался им. Или вас смущает время, в которое он жил?