– Ну а все остальные детали и бытовые нюансы вашей новой каторжной жизни, – вновь выдержав паузу, куда более спокойно и без прежних эмоций добавил Первый Надзиратель Плутонианской Колонии уже, без сомнения, под самый занавес своего, и без того непомерно затянувшегося и сложного для восприятия, монолога-напутствия, – каждому из вас приватно и персонально уже, в сугубо рабочем порядке, любезно сообщит мой Суперком!.. Спросите его и обрящете… Я же, свой доклад закончил!.. И, ещё раз, добро пожаловать в Каторжную Тюрьму на Плутоне, господа вселенские отморозки и прохиндеи!..
Таким образом закончив своё «тронную» речь практически тем же, с чего он её и начал, Первый Надзиратель демонстративно повернулся ко всем новоявленным зэкам спиной и демонстративно неспешной, вразвалочку, походкой направился прочь из промозглого ангара – в свои, без сомнения, теплые и предельно комфортные ВИП-апартаменты в основном, сугубо гражданском, секторе Главного Командно-административного здания-пентагона Титановой Каторги.
То же касается продрогших до мозга костей каторжан, то ими сразу же, по факту убытия из расположения «карантинной зоны» их главного Начальника, занялись Надзиратели рангом пониже и роботы-«контролеры».
Первые грубо, нередко, при этом, орудуя тяжелыми прикладами своих парализаторов и бластеров, построили всех заключенных в четыре колонны и повели их к полностью автоматизированным пропускным турникетам.
Вторые – с сугубо машинным педантизмом принялись на этих самых турникетах усердно сканировать запястья левых рук каторжан – на предмет генетической идентификации всех вновь прибывших и их сиюминутной же сортировки на новоиспеченных «Геологов-разведчиков», «Старателей», «Чернорабочих-строителей» и «Никчемных Болванов».
В итоге и на выходе из турникетов – условные «геологи» получили контейнеры со скафандрами едко-оранжевого цвета – ну что бы, в случае чего, гражданским спасателям было их проще искать в ледяной пустыне Плутона. «Старатели» – своеобразные ИТР – скафандры благородно-синих и навязчиво голубых оттенков. «Подручные и строители» – само собой, грязно-черные робы-скафандры упрощенного образца…
А вот «безусловно никчемным», коих среди каторжан набралось всего-то три штуки, уже достались чужие обноски – замшелые, перепачканные разноцветной краской, заметно потертые, в бесконечных заплатках и с давным-давно исчерпавшими свой технический и моральный ресурс, но на скорую руку отремонтированными, системами жизнеобеспечения…
Как и следовало ожидать, бывший космопилот и несостоявшийся подполковник Военно-космических сил Лиги Наций Герман Леваневский, а ныне просто – пожизненно заключенный Плутонианской Каторги, был в итоге, после успешного напяливания на себя скафандра, весь в синем…
Мелочь, конечно, но Герману, всё же, было приятно осознавать свое, пусть масенькое, но все-таки превосходство над обычными уголовниками…
Но вот дальше…
Дальше Надзиратели просто и грубо запихнули его, уже в надетом поверх арестантской робы-неглиже скафандре, в тесный и предназначенный исключительно для транспортных нужд металлический контейнер для запчастей. После чего плотно закрыли сам этот «гроб-ящик» снаружи, поддели его вилами допотопного автокара и, как позже выяснил Герман, оттащили в грузовой отсек уже стоявшего под парами ВПП дискообразного «везделёта» Службы Технического Обеспечения Вахт Полевых Старателей.
А ещё через полчаса, он, благодаря выработанному годами чутью и интуиции многоопытного пилота, безошибочно понял, что снова находится в воздухе и над землей…
Вот только на этот раз уже в не уютной и до боли ему родной пилотской кабине, но в сумрачных и насквозь продуваемых лютой космической стужей недрах «багажника» априори ему неподконтрольного летательного аппарата и в цепких стальных объятиях изначально к нему враждебного мира…
Всего этого оказалось более чем достаточно для того, чтобы Герман вдруг и, пожалуй, впервые за всю свою жизнь почувствовал чисто животный страх и гнетущую всё его естество горечь безграничного отчаяния…
Глава вторая. Муха
Неполный час полета над безжизненно-ледяной поверхностью Плутона показался Герману целой вечностью…
А когда его «воздушная тюрьма», наконец, прибыла в пункт назначения, и его великодушно высадили, точнее, просто сбросили прямо в контейнере с высоты полутора-двух метров, на твердую землю, Герман, ну уж никак такого от себя не ожидая, отчетливо почувствовал самое что ни на есть настоящее и столь долгожданное для него облегчение… Как если бы до этого он никогда не был прославленным космопилотом, и этот короткий полет, почти – прыжок, на до неприличия тихоходном везделёте был для него первым и пока единственным в жизни.