Скрипучий раздраженный голос, будто предрождественский мороз, пробирал до костей:
— Ты хоть понимаешь, кого побеспокоил?
— Это не я, – пробормотал Том, сползая на пол.
Кровавый Барон недоверчиво фыркнул, Том крепче сжал зубы, едва не дернулся под пронизывающим неживым взглядом. В коридоре звякнуло, гулкий перезвон, как лавина в горах, стал стремительно нарастать, но даже в этой неразберихе слышался знакомый визгливый хохот. Большие глаза Кровавого Барона в тот же миг превратились в узкие щелочки, он протянул замогильным голосом:
— Пи–и-ивз.
Тело призрака медленно, словно кисельное, вытекло из стены, повеяло холодом, Тома невольно передернуло, но Кровавый Барон, разъяренный, уже забыл о нем. Также беззвучно, как и появился, призрак скрылся за дверью лазарета… и вдруг стало тихо, настолько, что Том слышал скрип часовых стрелок из кабинета мадам Кохен. Некоторое время он завороженно смотрел на дверь, пока не почувствовал, что босые ноги замерзли, только теперь заставил себя встать, назад возвращался с чувством выполненного долга. Обессилевший Том повалился на кровать, грудь вздымалась часто, словно после бега, внутри нарастало смутное ощущение гордости за самого себя. Теперь осталось лишь дождаться вечера…
Том нахмурился, еще раз оглядел свой уголок критическим взглядом. Прикроватная тумба, будто картонная коробка под дождем, разбухла от спрятанных в ее утробе книг, на одеяле ни складочки, натянуто, как пузо сытого дракона. Корникс только после долгих уговоров покинул уют лазарета, теперь где‑нибудь на дереве мерзнет, дуется как сыч.
Время ужина давно закончилось, за окном стремительно темнело, а палату уже освещал теплый свет масляных ламп. Том огляделся, поморщился недовольно, с нервозностью переставил на тумбе бутыли с микстурами. Еще раз покосился на часы, воздух из легких вырвался с шумом: все без толку, Крестную не умилостивить идеальным порядком. Рука вновь сама потянулся к никчемным бутылям, когда Том, словно учуявший сову заяц, испуганно замер: дверные петли тихонько скрипнули. До слуха донесся знакомый голос, негромкий и сдержанный, отчего сердце, как пичуга в клетке, бешено заколотилось.
— Не беспокойтесь, я не задержусь.
Звук шагов приближался слишком быстро, Том заметался на кровати, что стала в этот момент слишком тесной и неуютной. В последний момент откинулся на подушки, крепче сцепил пальцы под одеялом, замер в ожидании.
— Том, к тебе пришли, – улыбнулась мадам Кохен с теплотой.
Крестная ничуть не изменилась: пронзительные желто–зеленые глаза, прямая спина, с вызовом вздернутый подбородок. Том с трудом подавил желание укрыться одеялом с головой, чтобы не чувствовать на себе этот пристыжающий взгляд. В горле внезапно пересохло, потому Том лишь вежливо кивнул, но Крестная уже испытывающе смотрела на мадам Кохен.
— Будьте добры…
— О, конечно–конечно, – засуетилась врачевательница, от неловкости поправила белоснежный передник. – Если понадоблюсь, я в своем кабинете. Быть может, желаете чаю, мисс Скоуэлл?
Губы Крестной сложились в тонкую линию, с трудом разомкнулись, голос прозвучал холодно:
— Нет, благодарю, я не задержусь.
— Что ж приятного вам вечера.
Том и Крестная проводили взглядами мадам Кохен, словно эта добрейшая женщина мешала их непонятным тайнам. Не в меру светлые и чистые стены лазарета давили, молчание стало невыносимым.
— Чересчур хлопотливая дама, ты не находишь, Том? – спросила Крестная неожиданно, добавила со странной обеспокоенностью в голосе: – Впрочем, все колдомедики таковы. Так как ты чувствуешь себя?
Том все еще в растерянности смотрел, как Крестная присаживается на стул рядом с его кроватью, не понимая, нужно ли отвечать. Крестная окинула его тревожным взглядом.
— Ты слишком бледный. Тебя хорошо кормят?
Том инстинктивно дернулся, когда Крестная протянула руку, сдавленно выдохнул, когда костлявые пальцы коснулись лба, от непривычно теплого ощущения по спине побежали мурашки.
— Странно. Температуры нет, но выглядишь болезненно, – удивилась Крестная. Плечи зябко дрогнули, она брезгливо повела носом. – Сама с детства не переношу лечебницы. В них душно и пахнет прокисшими зельями и использованными компрессами, в такой атмосфере невозможно быстро выздороветь.
Том невольно втянул носом воздух, но не учуял ничего кроме запаха чистого накрахмаленного белья и еще чего‑то непонятного, свежего, как спозаранку роса на траве, но Крестная продолжала возмущаться:
— Ты здесь верно один целыми днями? Это тоже не способствует хорошему самочувствию. Хотела бы я знать, кто принимает таких колдомедиков на работу… Диппет же дальше своего носа не видит.