Его Величество криво усмехнулся.
– Но ведь это весь Париж.
Сглотнув слюну и поглубже вдохнув воздух, канцлер выговорил страшную правду:
– Да, Ваше Величество, весь Париж восстал против вас.
И снова, против ожиданий, Филипп не выказал явного неудовольствия. Медленно подошел к резному деревянному креслу с высокой спинкой и спокойно уселся в него.
Приближенные переглянулись. Честно говоря, им казалось, что ситуация требует несколько иного поведения.
– И что же вы мне посоветуете, господа? – спокойно спросил король, краем глаза кося в небольшое круглое зеркало в дальнем углу галереи. В нем отражался его медальный профиль и изящно изогнутый золотой локон.
Де Ногаре опять протяжно втянул воздух, его шумное передвижение в недрах искривленного носа наводило на размышление о некоем лабиринте.
– Мы считаем, Ваше Величество, вам совершенно необходимо покинуть Лувр.
– Вы думаете, они могут добраться и сюда?
– Боюсь, Ваше Величество, это неизбежно. Боюсь, что именно Ваша персона является их заветной целью, – де Ногаре говорил сущую правду. Это было для него столь непривычным делом, что он искренне страдал.
– Так что же им, в конце концов, нужно, Ногаре?!
– Они голодают. И считают, как это не дико, что голодают по Вашей вине. Эта мысль втемяшилась им в голову и разубедить их нет никакой возможности.
– Да, Ваше Величество, – тихо подтвердил первый камергер.
– И я, и господин коадъютор, и архиепископ, мы предпринимали все возможные меры… мы даже угрожали, что применим войска. Но дело в том, что, Ваше Величество, человек, которому угрожает смерть от голода, перестает бояться смерти от железа.
Во время этой сбивчивой речи де Ногаре Его Величество продолжал незаметно заигрывать со своим отражением. Наконец он добился от него того, чего, видимо, хотел и, не удержавшись, произнес вслух очень решительно и громко:
– Нет, я все-таки Капетинг!
Ни рыцарь, ни первый камергер не уловили никакой связи между этим заявлением и всем, что говорилось до этого, но сочли своим долгом бурно и хором поддержать своего короля:
– Да, Ваше Величество, да!
Филипп резко встал из своего кресла и спросил:
– Что принцессы?
– Как и было велено вами еще вчера, отправлены в Понтуаз. Они сейчас в полнейшей безопасности, – заверил канцлер.
Король огляделся.
– Обиднее всего, господа, что эти скоты все здесь разгромят.
Де Ногаре в третий раз за время своего визита развел руками. Потом счел нужным добавить, памятуя об особенностях характера своего монарха.
– Все деньги и драгоценности также отправлены в Понтуаз. И в Тампль.
Его Величество невольно покосился в сторону своего приближенного, и во взгляде его была рассеянность, смешанная с неодобрением. Де Ногаре подумал, что рано ему считать, будто он постиг, хотя бы в малой степени, душу своего господина.
– Все ли у вас готово, Ногаре для того, чтобы я мог оставить Лувр?
– Да, Ваше Величество. Нам нужно спуститься к Сене. Мною укрыта в зарослях ивняка хорошая, устойчивая барка. На ней шестеро рыцарей в тамплиерских плащах. По реке сейчас плавает много лодок с этими… с чернью. Они не посмеют приблизиться, увидев белые плащи.
Филипп саркастически усмехнулся.
– Так значит, Тампль, в отличие от Лувра, неприкосновенен?
И рыцарь и первый камергер решили счесть этот вопрос риторическим.
Продолжая хранить на своем прекрасном лице глубокомысленную ухмылку, король подошел к самому большому зеркалу, встроенному в стену, тому самому, что было обрамлено античным сюжетом, и сказал, взяв за пасть самого яростного пса из тех, что преследовали несчастного Актеона.
– Помогите мне, господа. Сейчас я вам открою одну из дворцовых тайн.
И де Ногаре, и де Бувиль, разумеется, отлично знали, что за этим зеркалом скрывается потайной ход, но не подали виду. Они подошли ближе и надавили на те части бронзового бордюра, что были указаны им королем. Филипп тоже догадывался, что его придворные знают об устройстве дворца чуть больше, чем ему хотелось бы, но как человек умный понимал – с этим ничего нельзя поделать и был удовлетворен тем, что они хотя бы старательно поддерживают его игру в таинственность. Впрочем, не в этих психологических деталях было сейчас дело. Нужно было уносить ноги.
С тяжелым металлическим скрипом зеркало сделало поворот вдоль своей вертикальной оси, давая возможность беглецам вдохнуть запахи, скопившиеся за его спиной. Пахнуло хорошо настоянной сыростью, выдержанной плесенью, благородной гнилью.
– За мной, господа, – почти весело оказал Филипп, подталкивая в зазеркалье первого камергера и де Ногаре.