Я встала, надеясь обойти вдову номер два, но не удалось. Рита обвила меня своими мягкими руками. Самое страшное заключалось в том, что я рисковала разрыдаться с ней вместе. Не от горя, а от злости, обиды, разочарования.
Артем мне изменял!
– Маргарита, ну все уже, не плачьте, – уговаривала я, разглядывая пути бегства.
Через стекло, разделявшее общее помещение и кабинет Артема, я видела сотрудников фирмы. Они занимались своими делами, сидя за компьютерами, разговаривали о чем-то важном, архитектурном.
Открылась входная дверь, и в офис вошел человек со светлыми, коротко стрижеными волосами. Он был одет в синие джинсы и темно-зеленую футболку. Чем-то посетитель напоминал спортсмена-легкоатлета или футболиста – подтянутый и расслабленный одновременно. Он что-то спросил у секретаря, и она указала ему на наш кабинет. Наверное, заказчик, которому необходимо поговорить с ведущим архитектором фирмы. Сейчас это Маргарита.
Тем временем, тот самый ведущий архитектор немного просох. Я воспользовалась этим и, попрощавшись, выскочила из кабинета. При этом чуть не столкнулась с Футболистом, который намеревался войти в кабинет.
Он машинально, сквозь зубы, извинился.
Я пересекла офис, выбежала в коридор, вызвала лифт. Он был на первом этаже, а я – на восьмом. Это было невыносимо.
Это было невыносимо – оставаться в доме тестя хотя бы еще минуту.
И жаль его было, и зло брало. Позже я объясню, почему.
Само собой надо выяснить, куда денежки делись. Пять миллионов – не фиги воробьям крутить. Это целый дом или дорогая тачка. Я бы “Харлей” купил… да и то – вряд ли. Некоторые детские мечты можно оставить в детском возрасте. И “Харлеи” тоже.
А дорогие тачки никогда не были для меня фетишем. Мне больше по вкусу бессонные ночи в автосервисе моего дружка Авдея. И чтоб потом получился такой “Козел”, как мой УАЗ. Вот еще лебедку к нему приторочу и буду готов к трофи-рейду. А для этого надо денег. А для этого надо поработать на Вась-вася. А для этого надо быстрее разобраться со смертью Ксю.
Но я уверен: то, что я разведаю, не раскроет мне причин смерти Ксю. Тесть считает, что мужчина, с которым Ксю познакомилась, обокрал и убил ее. Но это не так. Обокрал – да. Ксю была идеальной жертвой для любого мало-мальски сообразительного афериста. Но убила себя она сама. Обмануть папу – а это ай-яй-яй. Это плохо, это непослушно, это не по-ксюшински!
Вы даже не представляете, как отец давил на нее! Когда Ксю рассказывала о своем детстве, я реально расстраивался. Особенно, если учесть, как “воспитывала” меня моя мама.
С трудом можно было поверить, например, в такую историю. Однажды в школе, когда ей было лет десять, на Ксю напали мальчики из старшего класса. Они отобрали у нее шапку, стали швырять ее друг другу через голову жертвы. Вырвали из рук портфель, высыпали все учебники – прямо в снег, в грязь, затоптали ботинками… Ксю плакала, ведь что она, пигалица, могла? А мимо шли прохожие и делали вид, что не замечают, как над девчушкой издеваются ублюдки.
Меня там не было! Я в те времена только и делал, что дрался! Иногда даже по поводу. А уж за девчонку вступиться – это было святое.
Мама меня не ругала. Она только говорила, что возмездие должно быть сопоставимо с преступлением. А мне и сейчас кажется, что иногда можно и превентивно врезать…
Ксю пришла домой, заливаясь слезами. А папа ей – сама виновата! Суши и чисть свои учебники, стирай одежду, переписывай все упражнения в новую тетрадь!
И так во всем. Получила ли двойку, поссорилась ли с подружкой, и даже если украли кошелек – ты сама во всем виновата!
Чувство вины у Ксю было переразвито до невероятности. Она боялась ошибиться, оказаться неправой, допустить промах. Боялась до такой степени, что предпочитала прятаться от жизни вместо того, чтобы радоваться ей.
Иногда из-за этого с ней было очень тяжело. Она боялась мне не понравиться, разочаровать. Она ловила мое настроение, как самый мощный радар на земле. И это меня вводило в ступор. Однажды, она призналась, что первый раз поцеловалась со мной из вежливости. Только потому, что побоялась обидеть отказом.
И как бы я не пытался ее перевоспитать, у меня ничего не выходило. Прошло немало времени, прежде чем я понял – человек, которого так прессинговали с пеленок, никогда не сможет быть как все. Но я и на это был согласен. Я уже полюбил Ксю.
В общем, к тестю я испытывал такое смешанное чувство, как ветеран войны к Сталину. Вроде бы в войне победили, но цена страшная! Вот и он – вроде вырастил дочку хорошим человеком, но с какими комплексами!