Если без спросу взять последний кусок хлеба с тарелки, это принесет несчастье, но если съесть предложенный последний ломоть, он принесет богатство или супруга.
Во время сбора урожая дух зерна обитает в последнем срезанном снопе. Из него пекут хлеб в форме человеческой фигуры или снопа пшеницы и со всем почтением приносят на праздник урожая. Все, кто собирал урожай, вместе преломят и съедят эту буханку, ведь она не что иное, как тело духа зерна, и тем самым дух не потеряется и вернется, чтобы принести хороший урожай на следующий год.
Ибо духи всегда должны найти дом, где поселиться, а если их не привечать, они могут войти без приглашения и вселиться в любое существо по своему выбору.
Травник Мандрагоры
Ядва
Элена внезапно проснулась от громкого гомона стаи диких гусей, и не сразу поняла, где она. Клочья соломы, на которой она лежала, прилипли к рукам и лицу. Спине неприятно сыро и холодно. Она спала на маленьком бревенчатом чердаке, над единственной комнатой дома. Вокруг были сложены рыбацкие и птицеловные сети, деревянные инструменты, мешки с бобами, орехами и корнями аира. На полу оставалось совсем немного места для сна. Холодный и бледный солнечный свет шёл из распахнутой двери под ней, а запах торфяного дыма и варёной рыбы говорил о том, что кто-то снаружи уже готовит еду.
Повернув голову, Элена увидела светловолосого мальчика лет трёх, он спал возле неё, засунув в рот большой палец, бледные веки подрагивали во сне. Она коснулась пальцами сырости рядом с собой, потом понюхала их. Похоже, ночью этот малыш помочился на неё. Элена только ласково улыбнулась и осторожно отодвинулась, стараясь не разбудить ребёнка.
Она натянула юбку поверх влажной рубашки и, выбирая из волос солому, спустилась на несколько ступеней вниз по деревянной лестнице и выглянула наружу. Река сверкала в бледном утреннем свете, бормотала что-то сама себе, как старая дева, вычёсывая тёмно-зелёные водоросли в волнах волос.
Сидя на корточках, женщина резала жирную чёрную тушку угря и бросала кусочки в бурлящий на углях горшок. Она кивнула Элене, но не улыбнулась. Двое старших детей, сидевших поблизости на земле, рассматривали Элену зелёными широко распахнутыми глазами, но лица, как и у матери, ничего не выражали.
Утро было холодное. Голубой дым очага поднимался столбом в бледно-жёлтом утреннем свете, над изгибом реки клубился белый туман.
Женщина протянула Элене деревянную миску с дымящейся похлёбкой и кусок плоского грубого хлеба, испечённого прямо на углях. И то, и другое было предложено без комментариев. Не найдя, куда сесть, Элена опустилась на колени на влажную землю.
Хозяйка и её дети ели молча. Они пили жидкость из мисок и пальцами черпали в рот кусочки угря и травы. Элена улыбнулась, увидев, как маленькая девочка тайком выбрасывает горькие травы, а в рот кладёт только куски угря. Мальчик, напротив, сгребал в рот всё подряд с волчьим аппетитом. Элена подумала о том, как кормят её сына. Сыт ли он этим утром или плачет от голода? Теперь в этом мире имеет значение только одно — отыскать его. Даже если бы Элена знала, где живёт знахарка, спрашивать Гиту бессмысленно. Ведь если только Осборн каким-то чудом не помер от своей раны, она не сумела его убить, и Гита никогда не скажет ей, где спрятан сын. Но Элена должна найти его.
Древняя сила Гунильды жила в её внучке Гите. Убить потомков Уоррена или терпеть крик мандрагоры в этом мире и в следующем. Может, если Элена заберёт сына и увезёт далеко, проклятие его не настигнет. Все знают, если знахарка отправила свой дух причинить кому-то вред, он до рассвета должен вернуться в тело, или ведьма умрёт. Как далеко может дух забраться за одну ночь?
Но как Элене разыскивать сына, зная, что она несёт в своей душе? Её злая напасть, смертельная лихорадка, могла передаться ребёнку даже с одним невинным поцелуем.
Когда они шли из города на рассвете, Элена рассказала Матушке всё, в чём признался ей Рафаэль. Теперь больше некому говорить. Матушка слушала, склонив набок голову, как востроглазая птичка, и ни в чём не осуждала Рафаэля.
— Любовь — это худшее безумие, чем ненависть, — сказала она, качая головой.
Потом, прищурясь, посмотрела на Элену.
— Я нечасто ошибаюсь в людях, но насчёт тебя была неправа, дорогая. Я думала, ты из тех женщин, что неспособны жить, если кто-то о них не заботится. Но ты не такая. Мы с тобой похожи сильнее, чем ты думаешь. Когда-то давно я говорила тебе, что женщина, которая отдаётся мужчине, боясь его или окружающего мира — рабыня. А ты не рабыня. Ты не нуждаешься в Рафаэле, тебе не нужен никто, чтобы вести по этому миру. Найди своего сына, дорогая, и живи своей собственной жизнью.