Она взяла стакан и, промедлив немного, отпила. После второго глотка сообщила:
— Вообще-то, дорогой Чарлз, денег было гораздо больше. Два миллиона семьсот тысяч, как сказал Хара. Разве ты не изучил документы?
Форрестер уставился на нее.
— Два миллиона се… Два милли…
— Да, — кивнула Эдне. — Проверь сам. Вчера в ресторане я заметила у тебя документы.
— Но… но, Эдне! Кто-то, должно быть… То есть дети были рядом, когда я открывал счет в банке. Чек был на двести с небольшим тысяч.
— Дорогой Чарлз, просмотри документы.
Она встала то ли в раздражении, то ли в некотором смущении.
— Куда ты засунул папку? Мне надоела эта глупая шутка.
Он ошеломленно встал, ошеломленно нашел папку. Западного филиала центра выписки и отдал ее девушке. Шутка? Соль ее была непонятна Форрестеру. Юмор за пределами понимания.
Эдне вытащила из папки листки финансово-отчетных документов и протянула ему. Первый назывался: «Криотерапия, Техобслуживание, План 1». В нем указывались статьи расходов под заголовками: «Годовая аренда», «Биотестирование», «Клеточное восстановление» и «Детоксикация», и дюжина других малопонятных заголовков — «Процедура Шлик-Толхаузе», «Гомеолектия» и т. д. На втором листе были расходы, предположительно касающиеся банковских услуг по инвестициям, попечительству и контролю капиталовложений. На третьем листе указывались диагностические процедуры, хирургические операции, патронаж, использованные фармакологические препараты… Всего он насчитал около тридцати страниц, а общая сумма, выведенная в конце каждой страницы, впечатляла. Но последняя страница сразила Форрестера.
На ней красовались обычные арифметические выкладки.
Совокупный конвертируемый доход 2 706 888 72
Совокупность графиков с 1 по 27 2 443 182 09
Остаток, выплачиваемый по выписке 263 702 63
Форрестер изумленно набрал воздух в легкие, закашлялся, сдавленно закричал:
— Два с половиной миллиона долларов за медицинское… Пресвятой Боже! — Он сглотнул слюну и неверящим взглядом посмотрел на Эдне. — Небеса святые! Кто может позволить себе тратить такие деньги?
— Ты, например, — спокойно ответила Эдне. — Иначе лежал бы себе во фризариуме как миленький…
— Боже! И… — мысль пришла ему в голову. — Вот, посмотри! Они продолжают обманывать меня! Здесь указано двести шестьдесят тысяч, а выдано только двести тридцать.
Энде опять начала сердиться.
— Но, Чарлз. Как никак ты вчера оказался в больнице. Возможно, ты сумеешь выбить из Хайнца частичную компенсацию расходов. Я не знаю… Но, разумеется, он опротестует иск потому, что ты нарушил процедуру.
Форрестер непонимающе посмотрел на нее, затем вернулся к документам и почти тут же застонал.
— Передай бокал, — попросил он и серьезно отпил. — Абсурдная ситуация. Миллионы долларов на докторов. У людей не бывает таких денег.
— У тебя же они нашлись, — заметила она. — Но со временем деньги восстанавливаются. При условии совокупного интереса и роста капитала.
— Но они… эти грабители в белых халатах… Не знаю, что они со мной делали. Следует установить контроль над ценами.
Эдне взяла его руку и вновь притянула к себе на диван. Терпеливо, хотя терпение было на исходе, произнесла:
— Дорогой Чарлз. Мне так хочется, чтобы ты больше узнал о нашем мире, прежде чем начнешь указывать на его недостатки. Знаешь, что им следовало сделать с тобой?
— Ну… Не совсем. Но мне кое-что известно о ценах на медицинские услуги. — Он нахмурился. — По крайней мере, я помню, сколько это стоило раньше. Полагаю, все произошло из-за инфляции.
— Не думаю. Вернее… слово подобрано неадекватно, — сказала она. — Вещи стоят дороже потому, что деньги обесценивались. Я поняла, кажется, верно. Но и это отличается от того, что произошло в действительности. Операции стоили бы столько же, сколько и в девятнадцатом веке, но…
— В двадцатом.
— Какая разница. Пусть будет двадцатый. Если бы нашелся человек, сумевший сделать их тогда, то стоили бы они не меньше, чем сейчас. Но такого человека не нашлось…
Форрестер по инерции кивнул.
— Хорошо. Надо признать, что, оказавшись живым, грешно набрасываться на спасителей. Но все же…
Девушка терпеливо отыскала в папке нужный листок и, разгладив, передала Форрестеру. Он взглянул, и ему стало дурно. Цвет, размер — в натуральную величину… в первый миг он подумал, что перед ним Лом Чейни в роли Призрака оперы.
Но это был не грим.
Это было лицо, или то, что осталось от него.
— Что… — осекся он.