Каждое слово, каждая нота была носителем философского смысла и морали, которая по мнению автора заключалась в том, что лишь холодный рассудок, возобладавший над чувствами, способен одержать победу в войне бессмертных. Дракула не смог, подобно Древним, выйти за пределы времени, предпочитая жизнь в мире людей, а потому должен был понести за это наказание. Его полет был высок, а потому стремительным было и падение. Наступил долгожданный момент, актеры вышли на сцену, музыка прогремела, и будто с небес спустилась темная фигура.
— Это он! — сквозь зубы прошипел Дракула. — Автор решил принять участие в своем же спектакле! — Анна дернулась, желая вступить в бой, но вампир удержал ее на месте, заставляя ждать. Но чего?
Зал затаил дыхание в молчаливом предвкушении развязки. Разразился бой, в котором Мираксис, подхватив свою жертву, взмыл с ней под самый купол театра, буквально разрывая ее на глазах изумленных зрителей. На сцене разразилась настоящая бойня: один за другим актеры замертво падали на каменные плиты, а присутствующие, не понимая происходящего, как завороженные принимали это действо. Женщины, не сумевшие выдержать столь реалистичного зрелища, дрожащими руками прятали глаза за стеклами биноклей, а мужчины прикрывали веки, искоса поглядывая вперед.
— Господь Всемогущий, — прошептала Анна, не в силах пошевелиться от постигшего ее шока, — куда же ты смотришь?! — Принцесса опустила голову. Ей захотелось зажмуриться, ничего не видеть и не слышать. Ей чудилось, что воздух вокруг пропитался запахом соленой кожи и благоухающей крови, залившей сцену. Даже с балкона она чувствовала ее притягательный аромат, туманящий разум, пробуждающий голод, заставляющий непроизвольно удлиниться ее клыки.
— Бог предпочел пропустить это представление! — саркастично заметил граф, положив руку на плечо девушке.
Запретная любовь и коварная судьба справляли тризну на поле брани, ядовитые губы Мираксиса коснулись последней жертвы, оставшейся на сцене горьким, последним в жизни, поцелуем, и девушка, исполнившая роль Анны в этой опере, замертво рухнула к ногам вампира, как разрушенный оплот надежды.
Несколько мгновений публика сидела в тишине, пораженная реалистичностью постановки, а потом своды огласили редкие хлопки, вслед за которыми вырвался настоящий ураган. Бурные аплодисменты охватили зал. Свет софитов, освещавший сцену притух и сошел на нет, массивный занавес опустился, и огромная хрустальная люстра под куполом театра вспыхнула ярким светом. Зрители начали оживленно переговариваться друг с другом, делясь впечатлениями от увиденного. Это был триумф, настоящий прорыв, не оставивший равнодушных. Ни одни театральные подмостки в мире не видели еще ничего подобного. Вдруг вся толпа разом, точно по команде, повалила к дверям, но вышедший из-за занавеса мужчина повелительным голосом проговорил.
— Сидеть! — кто-то в недоумении остановился, устремив взгляд на подмостки, где стоял белокурый мужчина, наблюдая за зрителями с презрительным высокомерием.
Мираксис был одет, как всегда, с безукоризненным вкусом: дорогой черный плащ, идеально сидящий фрак, ослепительно белая сорочка с золотыми запонками, инкрустированными черными алмазами. Пожалуй, даже граф уступал ему в элегантности и изящности движений. Однако остальные, будто не замечая его, продолжали свое движение.
— Я сказал: сидеть! — повысив голос, бросил он. Двери захлопнулись, будто по волшебству, отрезав несчастным путь к отступлению. Было в его словах столько силы, что все без исключения опустились на места, повинуясь его воле. Вот она, истинная сила Древних. Одним лишь словом они могли подчинить себе тысячи людей, собравшихся под сводами театра.
Дракула, наблюдавший за движениями наставника с высоты ложи, старался не выделяться из толпы, а потому вернулся на свое место.
— Вы, смертные, возомнили себя хозяевами этого мира, властелинами жизни, — начал Мираксис, с упоением наблюдая за липким страхом, отражающимся в глазах присутствующих при каждом его слове. Они не могли противиться ему, по необъяснимым для себя причинам, не могли покинуть зал, не могли даже пошевелиться, а потому паника наполнила их сердца, заставляя трепетать в груди. Их биение оглушало и сводило с ума, не в силах противиться этому призывному зову; и Анна, и Селин закрыли уши ладонями, пытаясь сдержать собственные инстинкты. — Вы подобны неразумному стаду, не знающему, как распорядиться подаренной вам Господом свободой. Она стала вашей тюрьмой, я же принесу вам освобождение, — продолжил он. — Я стану пастырем во главе вашей отары, сократив поголовье рабов. Вы – лишь пепел у ног бессмертных, пища, позволяющая нам поддерживать свои силы. Это наш век, и сегодня мы лишим вас выбора, заберем то, что причитается нам по праву. Власть! Ни один вампир не станет больше прятаться во мраке.
— И все же любой мрак боится солнечного света! — громогласно произнес граф, возвышаясь над остальными. Сотни глаз устремились на балкон, встретившись с воплощением того, чью смерть они всего несколько минут назад наблюдали при свете софитов. На мгновение Мираксис застыл в молчаливом удивлении, а потом надменная улыбка исказила его тонкие черты.
— Видимо, я недооценил тебя! Готов это исправить.
Дернув за рукоять трости, вампир обнажил сияющий клинок и, бросив его в руки Анны, спрыгнул вниз, ступая между рядами напуганных людей. То и дело в след ему скалились собственные сородичи, но никто не решался нанести первый удар. У Ван Хелсинга в руках, откуда ни возьмись, появились серебряные клинки, сокрытые в рукавах фрака.
— Выводите людей, — проговорил он, обратившись к своим спутницам, которые, подобно возлюбленным, уже успели вооружиться, вынув револьверы из-под многочисленных складок платьев.
Сжимая рукоять священного ятагана, граф приблизился к сцене. Где-то вдалеке над ночным Бухарестом зазвонил колокол, возвестив о наступлении трехчасового рубежа. Долгий, монотонный звук проник даже в концертный зал, в ответ ему звон хрустальных плафонов отозвался протяжным перешептыванием.
— Неужели ты думаешь остановить меня этими игрушками? — надменно произнес Мираксис, увидев в руке бывшего ученика светящееся всеми гранями лезвие, но в глазах его промелькнуло беспокойство.
— До восхода смерть нас рассудит, — прошипел граф, вставая против своего врага. Слишком много всего было поставлено на карту, Дракула не мог позволить себе очередного поражения. Сегодня он будет сражаться не за людей, с надеждой смотрящих на того, кто решился восстать против древнего зла, не за высшую справедливость. Сегодня он будет сражаться за жизнь тех, кто вопреки всему ворвался в его сердце, предав смысл его вечности.
— Вперед! Убейте их! Убейте всех! — прокричал Мираксис своим прихвостням, которые в то же мгновение кинулись на испуганную толпу. Вокруг воцарился хаос. Люди в кровь разбивали руки, пытаясь пробиться сквозь закрытые двери, топтали друг друга, а вампиры тем временем собирали жатву, удовлетворяя свой голод. Испуганные крики и стоны умирающих, плач детей наполнили зал, играя роковую мелодию смерти. Древний ужас, восставший со страниц забытых легенд, укрыл присутствующих своей темной дланью, наполняя сердца страхом.
Дракула вознесся на сцену, сделав достаточно робкую попытку нападения — он не знал наверняка, какой ход сделает Мираксис, а потому не решался кидаться в драку с полной силой. Ловко увернувшись от расчертившего воздух лезвия, наставник метнулся за кулисы, доставая из стопки бутафорского хлама собственный меч. Граф не достиг цели, но символы на клинке ятагана, будто почувствовав присутствие Древнего, загорелись синим пламенем.
И вновь скрестились мечи, своим звоном возносясь над какофонией криков. Удары сыпались один за другим, высекая десятки искр. Это был настоящий спектакль, разыгранный для высших сил, наблюдающих за действом из высоких чертогов. Выстроившиеся в ряд планеты окрасили Луну алым. Каждый из бойцов почувствовал, как вместе с кровью по венам струится сила Вселенной. На этот раз это была битва равных – последняя битва в войне бессмертных.