Комната девочек. Софа, уже без пластыря, но с большой болячкой, хвастается Кате фотографией: очень милой молодой девушки, такой же, как и сама Софочка, длинноволосой, русой и зеленоглазой. Казалось сначала, что на фотографии её старшая сестрёнка. Но там. Софочкина. Мама.
Катя выбежала из комнаты, она принесла: фотографию своей красавицы – своей Мамочки. Софа аккуратно взяла и подошла к столу, Катя с энтузиазмом следует за ней.
Весело рисуют карандашами за столом, вместе на одном большом листочке.
Через пару часов усердных трудов на столе стоит: прислонённый к книгам альбомный лист, к которому приклеен другой альбомный лист, в нём вырезана середина, и между ними вплотную друг к другу фотографии ДвуХ СаМыХ ЛюБиМыХ И СаМыХ ЛуЧЩиХ В МирЕ МАМОЧЕК.
Всё это даже почти аккуратно. И вся-вся самодельная рамочка разрисована разноцветными сердечками. Очень заметно, что одни, очаровательные, рисовала Софочка, а другие, прелестные, Катенька, и каждая сестрёнка рисовала с каждой сторонки.
Девочки, вдруг осознавшие себя абсолютно счастливыми, убираются в своей комнате от нарезанной бумаги и разбросанных карандашей. Слышат – открылась входная дверь.
Катя схватила фото, выбежала в коридор. Ей так сильно хочется скорее показать мамочке это грандиозное произведение их великой любви. Но. Зашедшая мама рукой показала подождать. Так: просто махнула. Даже как будто и не посмотрела на Катеньку.
Мать сейчас достаёт из своей куртки кошелёк, а дочка растеряно прижимает к себе фото, наружу белеющее пустым альбомным листом.
Со стороны двери доносится голос отца, ироничный и игривый:
– Я щас передумаю!
– Бегу-бегу! – мать очень торопится, не хочет его обидеть.
Заходит весёлый и нетерпеливый отец, мать как раз подбежала к двери, прижалась к его груди, чуть-чуть толкая обратно назад. Он обнял её и потащил в коридор, а она сказала лишь только одно:
– Дверь!
И удерживаемая отцом потянулась за этой самой дверью. И просто закрыла её.
Катя стоит ошеломлённая, у неё потекли слёзы. Обрушились градом. Она потерянная вернулась в комнату и положила фото на стол. Растревоженная Софа посмотрела на неё вновь озадаченно. Тут же бросила всю свою уборку.
Она подошла к Катеньке сбоку, и нежно-нежно обняла, ничего пока не спрашивая. Катя, рыдая взахлёб, повернулась лицом к сестре и обхватила её ручками, сильно-сильно вжавшись.
Какая-то другая неделя. Отец пришёл пьяный. И весёлый, улыбается. Мать его аккуратно раздевает. Катя глядит на это удивлённо, а Софа внезапно сильно перепугана. Она никак не решается потянутся к уже крохотной болячечке на коленке, и потому тревожно почесала ножку сверху. Кате и это тоже – так странно. Сестра торопясь уводит её за ручку в комнату, и Катенька послушно идёт.
Кажется, другой месяц. Кухня, приятный вечер. Софа уже, к слову, и без следа болячки. Но та, правда, только Катю, похоже, и волновала. Так вот: Софочка, как обычно после еды, берёт у сестры тарелку, кладёт в свою, отдаёт маме. А мамочка, конечно, хвалит:
– Спасибо, Солнышко.
– Было очень вкусно, спасибо, – Софа очень вежливая девочка, и честная.
– Спасибо! – Катенька повторила за своей обожаемой сестрёнкой.
Но на кухню заходит пьяный отец. И он невесел. Кто ж его знает: почему. Серьёзная Софа моментально берёт сестру за ручку и мягко тащит за собой, а та, как всегда, послушна ей. Идёт хвостиком, ничего и не спрашивая. София максимально далеко, как только это возможно, обходит отца, и быстро выходит с Катенькой из кухни. Мама, где-то за их спинами, негромко вздыхает.
Девочки уже идут по коридору, когда вдруг слышат злой голос отца:
– Хули ты вздыхаешь?! Опять, блядь, хуйню какую-то приготовила!! Выглядит как ёбанные помои и воняет также! Когда ты, нахуй, научишься готовить?!! У тебя руки, блядь, из жопы! Дура ёбаная!!
Катя шокирована и растеряна, она смотрит на сестру. Почему? Что это? Как так? Зачем? Софа как раз на ходу повернулась в сторону криков. А её милое, любимое личико так сильно сейчас искажают: эти прокля́тые. Боль. Страх. Ненависть. Отчаяние.
Из кухни доносятся ужасающие звуки ударов, бьющейся посуды и... сдерживаемые, но прорывающиеся: рыдания мамы... вперемешку с её негромкими, но очевидными... болезненными реакциями... на особенно сильные удары.
Безобразный отцовский голос не замолкал:
– Мразь криворожая, блядь!!! Хули ты так вырядилась?!! Сука тупорылая!!!
Катенька, горько плача, отчаянно зажмурилась. Но это не закончилось.
Другой уже вечер, и девочки в другой одежде. В своей комнате. Сидят на полу под столом, спрятавшись за стулом. Софа зажала Кате ушки, а та вжалась в сестру мокрым личиком. Катенька тихо рыдает в ужасе, снова зажмурившись. И она: в бесконечной панике.
Софочка смотрит на сестрёнку со всё тем же измученным выражением запредельной для неё пытки. Но теперь в глазах проросло и окрепло: желание оберегать. Обязательно сберечь!
Снова кухня, ещё один затхлый вечер. Мама вся в синяках, со сломанным носом и порванной мочкой уха. Она, невольная служанка, боязливо и аккуратно убирает пустую пивную бутылку, а омерзительный отец уродливо жрёт картофель с сельдью, с вонючим луком. Рядом с ним – ненавистная большая кружка, тоже сейчас пустая. Он недоволен:
– Долго, блядь, возиться будешь?!
Мама в этот момент уже открывала новую бутылку, а теперь поскорее стала наливать пойло из неё в вонючую кружку.
Софа, убедившись сначала, что не слишком опасно, заходит тихонечко, почти незаметно, на кухню. Мама кивает ей, так же незаметно, на стоящую на кухонной тумбе большую тарелку с круглой варёной картошкой.
Катенька, притаившись, смотрит за сестрой из-за дверного косяка. Софочка осторожно подняла большую тарелку, держа обеими ручками.
Отец пьяно замечает Софу, грязно доволен её кротким подчинением. Он громко ставит кружку с пивом рядом с собой, и по-барски кидает:
– Софка, рыбку будете?
Не дожидаясь ответа, сваливает с длинной плоской тарелки всю сельдь в своё большое корыто с картофелем. При этом локтём, чего так и не заметив, влезая в небольшую хлебальницу, из которой и жрал. Длинную тарелку ставит на стол, и кидает туда два куска рыбы, и даже ещё целых два луковых кольца.
Софа посмотрела на благородный подарок, и тревожно ответила:
– Спасибо...
Она развернулась обратно к тумбе, и аккуратно поставила на место большую тарелку с картошкой.
И вот тут Катя подбежала помочь сестре. Боясь проронить хоть словечко, и привлечь к себе внимание монстра. Она поскорее достигла стола, и цепко взялась за длинную тарелку с рыбой.
Но Софочка не заметила этого, она уже поворачивалась, и отходила назад к той же тарелке, и так случайно толкнула сестрёнку. А Катенька толкнула длинную тарелку. А та, почти пустая, проскользив по столу, легко достигла полной кружки. И толкнула. Её.
Кружка качнулась. И упала. Облив чудище. Катя в ужасе отшатнулась от стола.
Злое, разъярённое чудовище резко вскочило, отталкивая мамочку в спину. Мама резала хлеб, и ничего поэтому не видела, а теперь выронила тупой нож, который тут же ускользнул куда-то. Отец бешено заорал:
– Это чё, блядь?!!
Софа внезапно быстро оказалась перед Катей, заслонив её собой. Она даже слегка приподняла ручки, но расставить их вширь: осмелиться уже не смогла. Она громко, но с ужасным трудом пересиливая страх, задыхаясь воскликнула:
– Это я!
Ночь того же кошмарного дня. Комната девочек, тьма. Софа лежит на спине на своей кровати. Открытые глаза безмолвно смотрят сквозь потолок. Слёз у неё нет. Она вся в синяках, растрёпана, тяжело дышит.
Катя рядом на коленях, руки сложены на кровати, личико спрятано в них. Софочка держит свою тёплую мягкую ладошку на вздрагивающей головке оберегаемой сестрёнки.